Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Вскоре жизнь отца Алексия резко изменилась. Старцы, видя его готовность к полному послушанию, видя его безграничную преданность монастырю, живой характер и организаторские способности, благословили ему организовать подворье монастыря в городе Солуни. Ему предстояло решить нелегкую задачу, так как турецкая администрация города всячески препятствовала возникновению в городе христианских церквей и обителей. Вследствие того, что это дело решалось в столице турецкой империи, отцу Алексию пришлось несколько лет провести в Константинополе. Все вопросы он согласовывал со старцами обители, чему свидетельство его огромная переписка с игуменом Макарием. [136]

Несмотря на многочисленные препятствия, наконец ему удалось достичь определенного успеха. К этому времени отца Алексия рукоположили в иеродиакона, и он начал заниматься устроением храма святого Димитрия Солунского на подворье в Солуни.

Но вскоре началась Русско-турецкая война, и беды одна за другой посыпались на Солунское подворье. 29 августа 1877 года турки устроили там страшный погром и отца Алексия с товарищами заключили в темницу. Его обвиняли в шпионаже в пользу Российской империи, за что ему грозила смертная казнь. Но никаких улик у турок не было. Очевидно было, что отца Алексия и его товарищей преследовали только потому, что они были русскими. Турки бы их всех потихоньку перерезали, если бы не героический поступок схимонаха Гликерия (Никитина), который прибыл после ареста отца Алексия в Солунь и поднял большой шум, подключив к делу освобождения узников даже французского консула. После этого турецкое правительство было вынуждено как-то «цивилизованнее» поступить с арестантами. Отец Алексий предстал перед судом, и решением суда его с товарищами отправили в Константинополь для дальнейшего разбирательства дела.

В Константинополе узников содержали в ужасных условиях. В каждой камере – по 50 человек арестантов. Сырость, темнота, вонь, вши, клопы и всякого рода нечистота... Пища – хлеб и вода. Неизвестно, что было бы с заключенными, если бы не вмешательство Вселенского Патриарха. После долгих переговоров Патриархии с турками отца Алексия и его товарищей отпустили. Все время заключения отец Алексий укреплял своих товарищей духовно, в камере вычитывались наизусть все службы, поочередно читали вслух Иисусову молитву и тем самым облегчали себе невыносимые условия заключения.

Бывшие узники вернулись в родную обитель. Игумен Макарий поблагодарил отца Алексия за проявленное мужество и заботу о товарищах, и вскоре его рукоположили в иеромонаха.

Только после окончания Русско-турецкой войны отец Алексий смог вернуться на подворье в Солунь. Здесь он жил до 1885 года, после чего был направлен старцами сначала на подворье в Санкт-Петербург, а потом в Симоно-Кананитский монастырь на Новый Афон для исполнения послушания духовника. В этом святом послушании он очень преуспел и заслужил уважение и любовь не только братии, но и общественности, имевшей отношения с этим монастырем. Слава о высоте его духовной жизни дошла до экзарха Грузии архиепископа Флавиана (Городецкого), и по его настойчивому требованию отец Алексий был переведен настоятелем Сафарского Саввинского монастыря близ города Ахалцыхе (Грузия) с возведением в сан архимандрита. Это случилось 3 сентября 1900 года.

Он энергично приступил к восстановлению этой древней обители, но мысли об Афоне никогда не оставляли его. Вот что пишет игумену Андрею (Веревкину) истинный послушник Церкви в своем письме 21 мая 1903 года: «Конечно, спросить можно: не скучаешь ли о тишине афонской?.. Но судьбы Божии [неисповедимы]. Не удостоили меня насладиться ей... Вся моя жизнь текла среди шума и гама в Константинополе, Солуни, Питере и на Новом Афоне. Особенно трудно было мне как духовнику.

Конечно, вспоминаю о меде, что сладок, но [зато], накушавшись его досыта, оскомина не мучит. Судьбы Божии нам непостижимо знать, и мы не можем видеть наше предопределение. А может быть, когда-нибудь и возвратят меня на Афон, и я смогу уложить свои останки в земле Святой Горы, потому что, куда ни едешь и где ни бываешь, родной Афон и родная о Господе обитель всегда на уме. Но воля Божия да будет! Хотел было из Сафары удрать в афонские пределы, но судьба иначе устроила пути мои». [137]

В 1903 году отец Алексий был переведен настоятелем саранского Петропавловского монастыря. В новой обители отца Алексия, по всей видимости, встретило немногочисленное братство. «По данным 1895 года, братия состояла из игумена, пяти иеромонахов, двух иеродиаконов, трех послушников и девяти состоящих на испытании. То есть вместе с непостриженными штат насчитывал 20 человек. В 1907 году штат уменьшился до 11 монахов и послушников, а к 1912 году иноки в большинстве своем совсем покинули Саранск и ушли в разные монастыри. Решением Синода Петропавловская обитель была передана женщинам-инокиням». [138]