Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Старец умолк в печальном раздумье. Не начинал разговора и я после его грустных и правдивых слов.

– А все это идет оттуда, господин, с нашей матушки-Родины многострадальной... Все от нее! – возобновил отец Вивиан свою речь после длинной паузы. – Ведь слыхал я немало о том, что сотворилось в России... Доходили и до нас эти скорбные вести... Испытывает нас Господь Всемогущий!.. Ничего не поделаешь: попустил он за наши грехи... попустил и вот уже сколько лет не хочет помиловать... И никто не знает, никто не скажет, когда же ждать конца нашим испытаниям.

Неожиданно старик поднял одной рукой свою кирку, а затем снова опустил ее, ударив при этом с такой силой, что я невольно обратил внимание на необычайный прилив старческой энергии.

– Бога забыли... Вот и вся причина страшных бедствий! – воскликнул отец Вивиан уверенно. – Забыли заповеди Господни!.. Вот и мучается так долго весь народ, мятется, как в преисподней, не ведая, что творит, и не видя ни в чем ни конца, ни начала!.. Князь тьмы гуляет по Руси, храмы разрушает, пастырей Христовых убивает, бесчестие и распутство сеет... Только все же придет и этому конец... Придет!.. Дождется русский народ своего воскресения... Дождется!..

Старец легко коснулся моей руки своими сухими пальцами и проговорил совсем тихо, одновременно и упорно посмотрев на меня парой старчески добрых голубых глаз:

– Верьте мне, господин, что помилует Господь Бог нашу матушку-Россию... и ударит час обетованный, когда проснется народ от греха своего и опомнится... Придет, ударит этот долгожданный час... Только нам, грешным, посильнее молиться надобно!.. А вы откуда, из каких мест матушки-России будете, господин хороший? Имеете жену, деток?..

Я, как мог, отвечал на все вопросы старца Вивиана, стараясь удовлетворить его вполне понятную и разумную любознательность.

В беседе с этим замечательным старцем время летело незаметно. И я нескоро вспомнил о своем намерении пораньше добраться до сиявшего вдали своими золотыми куполами русского скита.

Старец Вивиан заботливо проводил меня обратно к тропинке, оставленной мной около часа тому назад.

– Отселева уже недалеко до обители... Поспеете, пока еще солнышко высоко... Пошел бы и я, да только уж очень плохой я спутник для молодого человека. Ноги уже не носят как нужно. Да и работы здешней бросить нельзя, некому исполнить послушание. А без работы этой не вырастет виноград как нужно... Уж вы идите один, дорогой наш гость, с Богом... Вот так и доберетесь до скита по этой тропинке, не собьетесь!..

При нашем прощании старец опять забросал меня вопросами о Сербии, причем обнаружил большое знакомство со всеми наиболее замечательными событиями этой близкой и милой страны, волновавшими ее за последние годы.

– Придет час, и весь мiр выйдет на истинную дорогу Христову... И исчезнет дым, расточатся Божии враги!

Я с нескрываемым благоговением поцеловал сухую, почти детскую по размерам руку отца Вивиана и спустя короткий срок уже уходил от него вдаль, оставляя позади себя и замечательное место, с которого открывалась незабываемо прекрасная панорама, и самого старца, так неожиданно встретившегося на моем пути.

При входе в новый зеленый коридор, начинавшийся в шагах двухстах от места, где я распрощался с отцом Вивианом, я оглянулся и еще раз увидел этого посвятившего свою жизнь Богу русского человека, проводившего на земле девятый десяток положенных ему лет.

Старец стоял на небольшом холме, весь залитый солнцем, смотрел мне вслед и, по-видимому, никуда не хотел уходить, пока я не скроюсь из вида. И когда я оглянулся, он явственно осенил меня напутственным крестным знамением... Я в свою очередь низко поклонился благословляющему меня старцу, и, думаю, он так же хорошо видел мой поклон, как и я его крестное знамение». [371]