Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

Но что мы могли сделать? Мы только сочувствовали его затруднительному положению и более ничего предпринять не могли, так как не было ему надежды на поступление к нам. К счастью для Григория, паломник-слепец был еще тогда у нас. Мы посоветовали обратиться к нему и просить ходатайствовать перед геронтой* и духовником, пребывая в полной уверенности, что слепцу не откажут в его просьбе. Так и было. Григория действительно оставили в Руссике в угоду слепцу и дали послушание помогать на штукатурке стен Пантелеимонова собора.

С усердием и ревностью принялся новый послушник за свое дело и стал вести самый строгий образ жизни. Не хотел даже носить на ногах сандалий, несмотря на то что приходилось постоянно ступать по холодному мрамору и граниту, которыми вымощены были полы всех монастырских зданий.

В чувстве особенной моей внимательности к послушному Григорию я однажды дружески заметил ему, что здесь полы опасны для ног. „Ничего, – скромно отвечал он, – я ведь привычен ко всему“.

Опасения мои не прошли даром. По окончании штукатурки в соборе Григорий простудился и занемог. Первым делом монастырского начальства в подобных случаях бывает душевное спасение больного, которого тотчас постригают в великую схиму и напутствуют Святыми Христовыми Таинами каждый день. Так поступили и с Григорием, который, впрочем, по истечении двух недель оправился и начал было выходить, но, к сожалению, покушал арбуза и вторично впал в горячку, скоро уложившую его в могилу.

Около двух недель страдал юный Григорий и наконец стал просить схиму, по принятии которой приобщился и Святых Таин. Это случилось в Успенский пост. Так как Геннадий (имя, данное в схиме Григорию) изнемогал и был уже в отчаянном положении, некоторые из нашего братства, собираясь на престольный праздник, который был 15 августа, в Ивер, пришли попрощаться с больным.

– Ради Бога, – говорил Геннадий слабым голосом прощающимся с ним братьям, – ради Бога попросите там, в Ивере, Царицу Небесную, чтоб мне не выздороветь, а умереть...

Растроганные иноки с чувством оставили своего дивного брата... Накануне смерти, 14 августа, духовник навестил Геннадия и заметил, что он уже находится в предсмертной слабости. При виде своего духовника больной оживился.

– Отче, – сказал он прерывающимся голосом, – пособоруйте меня маслом.

– К чему ж это? – спросил с улыбкою духовник. – Тебе, верно, хочется пожить еще?

– Не знаю, – с сомнением в голосе отвечал Геннадий. – А что теперь лучше для меня, отче, жить ли или умереть? – спросил он духовника.

– Разумеется, лучше умереть, – заметил тот. – Ты только что принял святую схиму и причастился Святых Таин, значит, тебе остается теперь только идти к Богу, в рай.

– Так благослови, отче! Я умру! – решительно и весело произнес Геннадий.

– Бог благословит! – отвечал духовник. – С Богом в рай!

И наутро, в день Успения Божией Матери (1845-го года), с окончанием Литургии действительно окончил свое земное поприще удивительный схимонах Геннадий. Тихо отлетел душой своей в райские обители».

Схимонах Григорий (Лисянский)

Схимонах Григорий (в мiру Юрий Юрьевич Лисянский) родился в городе Санкт-Петербурге. Он был сыном знаменитого флотоводца, капитана первого ранга Юрия Федоровича Лисянского (1773–1837), участника первого кругосветного плавания кораблей русского флота под начальством И. Ф. Крузенштерна. Юрий Юрьевич по желанию своего отца получил прекрасное военное образование и стал офицером, но военная карьера не привлекала его. Он только отдавал дань славе своего отца, искал любую возможность оставить военную службу и посвятить свою жизнь служению Богу. Такая возможность ему представилась только после смерти его знаменитого родителя.

В 1843 году он подал в отставку и немедля направился в святой город Иерусалим. Поклонившись святым местам Иерусалима, Юрий Юрьевич отправился на Афон. В 1844 году он ступил на давно желанную афонскую землю и направился в Русский Пантелеимонов монастырь. Там припал к ногам отца Иеронима и долго исповедовался. Отец Иероним, видя его искреннее и глубокое покаяние, принял его в монастырь.

Вскоре его постригли в мантию с именем Григорий. Послушание он проходил на строительстве Митрофаньевского храма. «Он был очень ревностен к послушанию, – пишет отец Селевкий (Трофимов), – особенно любил петь на клиросе, а голос имел очень приятный. Он совершенно отсекал свою волю, без благословения ничего не делал; даже бывало на трапезе, когда лишнее покушает или без времени когда напьется водицы, то всегда признается в том и попросит прощения. Вообще он был жизни очень хорошей и к братьям любезен». [49]

Непрестанная Иисусова молитва была основным внутренним деланием отца Григория, молитвой он очищал свое сердце и молитвой возрастал в любви. Не раз он сподоблялся чудных видений. Есть описание случая, как в глубоком молитвенном созерцании отец Григорий видел огонь, охвативший со всех сторон, но не опаляющий его. Испугавшись этого пламенного Утешителя, Григорий обхватил лицо руками...[50]