– Поверь, я согласен сгнить всем телом, только молюсь Богу, чтоб избавил меня от сердечных страданий, потому что они невыносимы. Ох! Если сердце заболит, бедовое дело! Это адское мучение. А мои раны, будь их в десять раз более, – пустошь. Я не нарадуюсь моей болезни, потому что по мере страданий утешает меня Бог. Чем значительнее боль, тем и веселее, оттого что надежда райского блаженства покоит меня, надежда царствовать на небесах – всегда со мной. А в небесах ведь очень хорошо!
– Откуда ты знаешь это? – спросил я его однажды.
– Прости меня, – отвечал он, – на подобный вопрос я бы не должен тебе отвечать откровенно, но мне жаль тебя в твоих сердечных страданиях, и я хочу доставить тебе хоть малое утешение моим рассказом. Ты видел, как я временами мучаюсь: боль бывает невыносимой! Зато о том, что бывает со мной после, знает только оно, – таинственно заметил Панкратий, приложив руку к сердцу. – Ты помнишь, как я однажды от боли метался на моей постельке и даже что-то похожее на ропот вырвалось из моих уст. Но боль притихла, я успокоился, вы разошлись от меня по своим кельям, и я сладко задремал. Не помню, долго ли я дремал, только мне виделось... Я и теперь, как только вспомню то видение, чувствую на сердце неизъяснимое райское удовольствие и рад бы вечно болеть, только бы повторилось еще хоть раз незабвенное видение. Так мне было хорошо тогда!
– Что же ты видел? – спросил я отца Панкратия.
– Когда я задремал, ангельской красоты отрок подходит ко мне и спрашивает: „Тебе больно, Панкратий?“ – „Теперь ничего, – отвечал я, – слава Богу!“ – „Терпи, – продолжал отрок, – ты скоро будешь свободен, потому что тебя купил Господин, и очень дорого...“ – „Как, я опять куплен?“ – „Да, куплен, – отвечал с улыбкой отрок, – за тебя дорого заплачено, и Господин твой требует тебя к себе. Не хочешь ли пойти со мной?“
Я согласился. Мы шли по каким-то опасным местам. Дикие огромные псы, кидаясь, готовы были растерзать меня, но одно слово отрока – и... они вихрем неслись от нас. Наконец мы вышли на пространное, чистое и светлое поле, которому не было, кажется, и конца. „Теперь ты в безопасности, – сказал отрок, – иди к Господину, который, вон, видишь, сидит вдали“.
Я посмотрел и увидел трех человек, сидевших рядом друг с другом. Удивляясь красоте места, радостно пошел я вперед, неизвестные мне люди в чудесном одеянии встречали и обнимали меня. Даже множество прекрасных девиц в белом царственном убранстве видел я. Они скромно приветствовали меня и молча указывали нам в даль, где сидели три незнакомца.
Когда я подошел к сидевшим, двое из них встали и отошли в сторону, третий, казалось, ожидал меня. В тихой радости и в каком-то умилительном трепете я приблизился к Незнакомцу.
„Нравится ли тебе здесь?“ – кротко спросил меня Незнакомец.
Я взглянул на Его лицо. Оно сияло светом! Царственное величие отличало моего нового Господина от людей обыкновенных. Молча упал я к Нему в ноги и с чувством поцеловал их. На ногах Его были пробитые насквозь раны. После того я почтительно сложил на груди своей руки, прося позволения прижать к моим грешным устам и десницу Его. Не говоря ни слова, Он подал ее мне. И на руках Его были такие же глубокие раны. Несколько раз облобызав десницу Незнакомца, я в тихой невыразимой радости смотрел на Него. Черты моего нового Господина были удивительно хороши. Они дышали кротостью и состраданием, улыбка любви и привета была на устах Его, взор выражал невозмутимое спокойствие сердца.
„Я откупил тебя у госпожи твоей. И ты теперь навсегда уже Мой, – начал говорить мне Незнакомец. – Мне было жаль видеть твои страдания, твой детский вопль доходил до Меня, когда ты жаловался Мне на госпожу свою, томившую тебя холодом и голодом, и ты теперь свободен навсегда. За твои страдания Я вот что готовлю тебе“, – Незнакомец показал вдаль. Там было очень светло: красивые сады в полном своем расцвете, и великолепный дом блистали под эдемской сенью деревьев. – Это твое, – продолжал Незнакомец, – только не совсем еще готово, потерпи. Когда наступит пора твоего вечного покоя, Я возьму тебя к Себе. А пока побудь здесь, посмотри на красоты места сего, потерпи до времен:
„Господи! – воскликнул я вне себя от радости, – я не стою такой милости!“
Я бросился Ему в ноги, облобызал их, но, когда поднялся, передо мной никого и ничего уже не было. Я пробудился. Стук в било к заутрени раздавался по нашей обители. Я встал тихонько с постели на молитву. Мне было очень легко, а то, что я чувствовал, что было у меня на сердце, – это моя тайна. Тысячи лет страданий отдал бы я за повторение подобного видения. Так оно было хорошо!..
Однажды, в праздник святого Пантелеимона, после обедни, когда пред Литургией на монастырской площади совершилось водосвятие, отец Панкратий, отвечая на мои вопросы, меня крайне удивил:
– Тебя, верно, очень беспокоит болезнь твоя? – с участием спросил его я.