Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

1725 год началом своим зело неблагополучие России оказал: 28 текущего Генваря, по воле всемогущего Бога, всепресветлейший, державнейший и Самодержавец Всероссийский, отец отечества, Государь всемилостивейший, Петр Великий, чрез двенадцатидневную жестокую болезнь, от сего временного в вечное блаженство отыде. Я не могу, от неисскуства пера моего, описать, как, при толиком общенародном неблагополучии, видим был общий плачь: старые сетуют, по что Петра Великого пережили; молодые говорили: блаженны отцы наши, что жили во дни Петра Великого, а мы только его видели, чтоб о нем плакать. Домашние его рыдали день и нощь. По погребении его приходили великим множеством на гроб его: всяк хотел образ его помнить. Везде неутешная печаль в России на лицах всех изобразует. Но распространяться о толикой печали недостаток моего сложения прекращает; ибо о том печальном времени свидетельствуют истории на разных языках, а на Российском диалекте от проповедников говорено в день погребения Его Петра Великого, Феофаном Прокоповичем, епископом Псковским, в день же годичного препоминовения в Петропавловской церкви, где его Величества гроб, от архимандрита Троицы Сергиева монастыря Гавриила, которые проповеди в печать преданы, из чего довольно видно, какова была тогда ужасная печаль России.

...

В. Нащокин

3.

1725 году в феврале месяце получил я плачевное известие, что отец отечества, Петр, император I, отъиде сего света.

Я омочил ту бумагу слезами, как по должности о моем государе, так и по многим его ко мне милостям, и ей-ей, не лгу, был более суток в безпамятстве; да иначе бы и мне и грешно было: сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими; научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут; а мне собственно, сверх вышеписанного, был государь и отец Милосердый. Да вчинит Господь душу его, много-трудившегося о пользе общей, с праведными!

...

И. Неплюев

4.

По дошедшим слухам к государю, что чужестранцы почитают его немилосердым, говорил его величество следующую речь, достойную блюсти в вечной памяти: «Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном. Ошибаются в том не знающие всех обстоятельств. Богу известны сердце к совесть моя, колико соболезнования имею я о подданных и сколько блага желаю отечеству. Невежество, упрямство, коварство ополчались на меня всегда, с того самого времени, когда полезность в государство вводить и суровые нравы преобразовать намерение принял. Сии-то суть тираны, а не я. Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов отечества возышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных исправляю по небходимости.

Пускай злость клевещет, но совесть моя чиста. Бог судия мой! Неправое разглагольствие в свете аки вихрь преходный».

Читающий сие приметить может, с какою порывистою обнаженностию и соболезнованием говорил о себе сей великий государь. Имевшим счастие быть близ лица монарха сего известна великая душа его, человеколюбие и милосердие. Много было ему домашних горестей и досад, на гнев преклоняющих, и хотя в первом жару был вспыльчив, однако скороотходчив и непамятозлобив. Ах, еслиб знали многие то, что известно нам, дивились бы снисхождению его. Все судят только по наружности. Если бы когда-нибудь случилось философу разбирать архиву тайных дел его, вострепетал бы от ужаса, что соделывалось против сего монарха.

...

А. Нартов

5.