Сатана искушал Христа в пустыне и не добился своей цели. Он не спровоцировал Спасителя на демонстрацию чудес и проявление своих сверхчеловеческих способностей. Но после этой неудачи Дьявол придумал новую интригу и вовлек в нее одного из апостолов, самого хитроумного и изворотливого, самого коварного и расчетливого и, по Андрееву, самого сильного и преданного своему Учителю. В богословских трудах и религиозных статьях Иуда находится в тени других апостолов. Мотивы его поступка не обсуждаются исследователями. Да и вообще проявление интереса к фигуре Иуды считается дурным тоном. Предатель — он и есть предатель. А между тем Иуда, и никто другой, подготавливает крестный путь Христа на Голгофу. В отличие от других апостолов, он реально влияет на ситуацию вокруг Христа в Его последние дни. Пассивность остальных апостолов объясняется тем, что борьба сил Света и Тьмы, Добра и Зла в Евангелиях сводится к «поединку» между Христом и Иудой. Как Христос — сын Божий, так и Иуда — сын Дьявола. Их противостояние — это своеобразное продолжение соперничества Бога и Дьявола, Света и Тьмы. В этом смысле повесть Андреева очень символична.
Евангелия не рассказывают, как складывались взаимоотношения Иуды и Христа. Андреев воспользовался этим обстоятельством. Но передать характер их противоборства он решился довольно необычным образом. Два главных героя его повести не говорят между собой, но они думают друг о друге, и это определяет их поступки в отношении друг друга. Повесть начинается с рассказа, какой плохой человек Иуда. «Нет, не наш он, этот рыжий Иуда из Кариота», — говорили дурные, удивляя этим людей добрых, для которых не было большой разницы между ним и всеми остальными порочными людьми Иудеи». Но не послушал ничьих советов Иисус и принял Иуду в число своих учеников. Сегодня мы бы сказали, что Он поступил по-христиански, дал возможность дурному человеку возвыситься до понимания истинного доброделания. Его поступок, очевидно, носил характер эксперимента. «Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою — рядом с собою посадил Иуду».
Апостолы подсмеивались над Иудой. Петр сравнивал его с осьминогом, и сам Иисус улыбнулся этой шутке. Но вместе с тем Иисус дал своему новому ученику возможность проявить себя. Иуда стал полноправным членом его «кружка» и был назначен казначеем и главным «администратором» «школы». Иисус, по Андрееву, ставил свой «эксперимент». Он хотел увидеть, как лживый и циничный человек преобразится под влиянием Его учения. Иуда, однако, удивил своего Учителя тем, что очень активно и настойчиво отстаивал свою линию поведения и свои принципы жизни. «По рассказам Иуды выходило так, будто он знает всех людей, и каждый человек, которого он знает, совершил в своей жизни какой-нибудь дурной поступок или даже преступление. Хорошими же людьми, по его мнению, называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли; но если такого человека обнять, приласкать и выспросить хорошенько, то из него потечет, как гной из проколотой раны, всякая неправда, мерзость и ложь».
Однажды Фома, тот самый, неверующий, решил проверить, насколько справедливы утверждения Иуды относительно греховной природы людей. Вместе с Иудой они вернулись в одно из селений, где только что побывали вместе с Иисусом и проповедовали свет нового учения. И что же они там увидели? В селении с возмущением обсуждали новость, будто бы после ухода миссионеров у одной из старушек пропал молоденький беленький козленок. Того быстро отыскали запутавшимся в кустах, но многие так и остались в убеждении, что Иисус «обманщик и, может быть, даже вор». Фома, как бесстрастный наблюдатель, признал правоту Иуды и передал свое мнение Учителю: «Иуда прав, господи. Это были злые и глупые люди, и на камень упало семя твоих слов». И с этого дня изменилось отношение Иисуса к Иуде. «И прежде почему-то было так, что Иуда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращался к нему, но зато часто взглядывал на него ласковыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где же Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, — и даже упорнее, чем прежде, — искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова свои на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, — казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды».