Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки

К. П.:По образованию ты, кроме всего прочего, еще и музыкант. В чем видится связь и взаимовлияние музыки и литературы?

Н. Р.: Музыка, да и сама фортепианная клавиатура, невероятно чувственная – если любить ее и совершенствоваться в технике, – подарила то, что не смогла дать мне ни одна книга – ту самую поэзию прозы, отношение к каждому слогу как к драгоценной составляющей искусно сложенного орнамента. Во всяком случае, я всегда стремилась к ювелирной отточенности текстов. «Килограммы букв в развес и в розлив» (так, кстати, называлась моя одноименная статейка о стиле и его антониме) – невероятно скучная история!

К. П.:Как, откуда появляются идеи, сюжеты, что или кто вдохновляет?

Н. Р.: Иногда это совершенно невероятно: инсайты, сны, персонажи, которых встречаешь на улице или в подземелье… Вдохновение – штука неуловимая, оно питается, вероятно, от самого себя… от Солнца, от Луны, от Венеры… приходит и уходит, когда ему, вдохновению, вздумается – и ему, вдохновению, наплевать, что тебе вставать рано – ему приспичило, чтоб ты записала текст ночью, «здесь и сейчас»: и вот записываешь, торопишься… А что делать? Иначе разорвет оно тебя, вдох-но-ве-ние, пожрёт и имени не спросит. Но самые потрясающие моменты, конечно, когда рука просто пишет. Набирает текст. Не думая. Такое вот автоматическое письмо: ну да, «диктуют». Фантастическое ощущение. И добавить к тому нечего – кто не испытал, никогда не поймет.

К. П.:

Читаешь ли коллег, кто-то тебе интересен?

Н. Р.: Современную прозу – последние годы в основном по делу: на предмет поиска сюжета, который можно продать продюсеру или издателю – прочитаны горы книг, книжек, книжечек и книжонок, без которых легко обошлась бы, кабы не занималась проектом экранизаций «Книги + Кино» – там нужно сырье для сериалов, на стиль даже не смотришь… стараешься не смотреть. Некогда читать «просто так» – да и какой в том смысл? Мой мозг, точнее, та часть, которая отдана в пользование личному, а не рабочему пространству, заточен под современных западных классиков: Елинек, Кундеру… блистательного Уэльбека, кто бы там что о нем ни говорил… Но это ведь как бы не «коллеги», не так ли?.. Если же о наших говорить – да, Виктор Пелевин с гениальным романом «T», Владимир Сорокин с безумной «Тридцатой любовью Марины», Елена Сазанович с «Прекрасной мельничихой»… когда Лера Нарбикова писала и издавала свои тексты, они мне были близки: а сейчас вот она не издается фактически. Увы! Крайне сложное для «языковых» писателей время. Вообще же с некоторых пор предпочитаю беллетристике и К* сочинения тех же буддистов: преотлично прочищают мозг и помогают фильтровать «базар». Но это изредка. Что еще… «Розу Мира» Даниила Андреева перелистываю периодически. Впрочем, кажется, я ушла от вопроса, кумира-коллегу так и не сотворив. Да и зачем?

К. П.:

А в классике – кто кумир, эталон, авторитет?

Н. Р.: Раньше: Набоков, Бродский, Бунин… Натали Саррот великолепная. Кортасар – ошеломляющий рассказ «Местечко, которое называется Киндберг»! Гессе – «Сиддхартха», конечно… Генри Миллер, Буковски – кое-что, чуть-чуть… Помню, мне понравилось название его книги «Блюющая дама»: тут же ее купила. В детстве – Андерсен, Астрид Линдгрен и лагинский «Хоттабыч»… «Республика ШКИД» Белых и Пантелеева… да много чего! Но тот поезд со свистом пролетел. Редакторская работа «одарила» некоей профдеформацией – она имеется у каждого рецензента или литкритика, у каждого литературного агента или редактора-корректора: наслаждаться текстом, будь тот хоть сто раз гениален, порой невозможно в силу самой физиологии процесса «насильственного чтения» – тем паче вычитки. Особенно по диагонали. И просто из-за ежедневного обилия букв и сюжетов, которые тебе элементарно не близки. Ты просто оцениваешь текст, оцениваешь с холодным носом (ты – врач, ты – боль…) – ты нейтрален в оценке и не имеешь права на вкусовщину. Крайне редко меня саму что-то «цепляет». Редакторско-литагентскую работу всегда отделяла и отделяю от личных пристрастий: профдеятельность предполагает иную оценочную шкалу текста и сюжета в целом, нежели ориентирование на свое собственное «ах» – все мы субъективны, надо учиться смотреть шире. И моя задача – дать ход достойным, имеющим право (и лево) на существование сюжетам, которые вовсе не обязательно «заводят» меня, но могут стать откровением для других людей: читателей, которые находятся на ином витке восприятия и развития. Такая вот «нормальная шизофрения» – просто о том не очень принято говорить. А она есть, есть: и профессиональные редакторы порой больше всего ненавидят читать, правда-правда! Но под расстрелом в том не признаются. Это же их хлеб с полынью.