Русский город Севастополь

– Отличный моряк. Он во флоте с малых лет. Весьма дисциплинированный и ответственный. Прославился борьбой с алжирскими пиратами. Кстати, у него отличный начальник штаба, контра-адмирал Буэ-Вильоме. Гений расчётов и подготовок. Думаю, именно ему будет доверено разработать план военных действий. От Буэ-Вильоме не ускользнёт ни одна мелочь. Он не даст добро на десантную операцию, пока не убудут промерены все глубины, пока не получит на руки карты берега со всеми маяками, отмелями и течениями. Он учтёт все, вплоть до направления ветра и восхода солнца.

– Тогда, мы можем догадаться о времени высадки. Вы бы на месте Буэ-Вильоме когда предложили?

– В начале сентября, – твёрдо сказал Корнилов. – Обычно, в это время на море стоит полный штиль. Наши корабли смогут выйти на внешний рейд только на буксире. Но, исходя из того, что корабли противника будут перегружены десантом, мы, всё же, сможем нанести им существенный урон.

– Представьте, когда вы будете выходить из бухты, подоспеют несколько английских пароходов и выведут из строя, к примеру, ваш третий буксирный пароход, – возразил Меньшиков, указывая на гавань. – Он перекроет выход из бухты. Несколько наших линейных кораблей окажутся отрезанными и без поддержки. Их можно будет спокойно расстрелять. Пусть не потопят, но бока намнут основательно.

– Но вражеские пароходы можно отогнать огнём береговых батарей, – заметил Корнилов.

– Не будем рисковать, Владимир Алексеевич, – помолчав, решил Меньшиков.

Когда они расстались с Корниловым, главнокомандующий подозвал Александра Кречена, ожидавшего в библиотечном саду.

– Как здоровье матушки вашей, мичман? – поинтересовался он.

– Болеет понемногу, – ответил Александр. – И без того здоровье у неё слабое, а тут Виктор пришёл весь израненный.

– Понятное дело! А Аркадий Петрович как?

– Здоров, батюшка, слава Богу.

– Ох, помню, мы с ним в молодости куролесили! – весело сказал Меньшиков. – Но, об этом – молчок! Что было, то было. Всё преподаёт?

– Нынче узнал, что английская эскадра угрожает Кронштадту, так пошёл в Адмиралтейство и требовал определить его в армию.

– Ну, и определили?

– Нет. Годы уже не те. Отказали. Он расстроился.

– Годы! У меня тоже – годы. А отдыхать не дают. Но я вас не для семейной беседы позвал. – Он пристально и холодно посмотрел Александру прямо в глаза. – Прежде чем кое-что спрошу, хотел бы предупредить: наш разговор должен остаться в тайне.

– Как прикажете! – с готовностью ответил Александр.

– Пашка, крестник мой, зачем сюда приехал? Почему отец его при себе не оставил?

– Попробуй его оставь, – усмехнулся Александр. – Он кого угодно уговорит. С отцом такой долгий спор был! Маменька столько слёз пролила, – а он на своём настоял.

– Настырный? – усмехнулся Меньшиков.

– Настырный и хитрый, – поправил Александр. – Вы же знаете, мы с Виктором прямые, твёрдые, но послушные, а Павел – лиса, да и только! А коль что задумал – непременно добьётся.

– Он мне сказал, что окончил инженерные курсы с отличием. Немногих я знаю, готовых похвастаться тем же.

– Способный к наукам, – этого у него не отнять.

– А языки хорошо знает?

– Французский – в совершенстве. На английском хорошо говорит. На немецком слабо, но беседу сможет поддержать.

– Меня интересует татарский.

– Уж на нём он изъясняется, как на родном. Пашка – любимчик деда Аслана. У самого деда детей не было, так он вечно с Пашкой нянчился. Всё на руках его носил. Однажды Павел капризничал на уроке. Гувернёр рассерчал и линейкой его слегка стукнул. Дед Аслан увидел, чуть не прирезал месье.

– Это хорошо, – задумчиво произнёс Меньшиков. – Хитрый, говоришь? Понимаете, Александр, мне нужен сообразительный малый, готовый в пекло с головой, но чтобы выйти оттуда целым. И чтобы язык держал за зубами. Павел способен на такое?

– Его как-то чуть из училища не выгнали. Сокурсники набедокурили, а он их прикрыл.

– И что же произошло?

– В самовольное ушли, да с кем-то подрались на улице. А Павел в дежурстве тогда был, всю вину на себя взял. Как его не допрашивали – никого не выдал. Хорошо, виновные потом сами признались.

– Спасибо. Можете идти, мичман Кречен, – отпустил его Меньшиков. – Отцу напишите: постараюсь приглядеть за Павлом.

***

Подполковник Тотлебен в лёгком полевом сюртуке быстро шагал по каменистой тропинке. Справа плескалось море. Слева белел город. Солнце пекло несносно. Тотлебен часто снимал фуражку и утирал лоб платком. За ним еле поспевал Павел с мерной рейкой на плече и альбомом картографа. Последним тащился поручик Жернов с треножным штативом.

Тотлебен резко остановился, оглядел местность: холмики, овраги, колючие кусты, трава редкая, высокая. Жестом попросил у Павла альбом и карандаш. Показал, куда отойти и поставить рейку. Жернов развернул треногу, утвердил её. Сверху на приборную площадку поставил нивелир. Тотлебен навёл трубку на рейку, сверился с компасом, отметил точку на карте.

– Кречен, двадцать шагов вправо, вон, на тот бугор, – скомандовал он, и вновь навёл трубку. Отметил. – Здесь – достаточно.

– Куда дальше, Эдуард Иванович? – спросил Павел, подбегая.