Русский язык на грани нервного срыва. 3D

Черный ворон, черный дьявол,Мистицизму научась,Прилетел на белый мраморВ час полночный, черный час.Я спросил его: – УдастсяМне в ближайшие годаГде-нибудь найти богатство? —Он ответил: – Никогда!Я сказал: – В богатстве мнимом

Сгинет лет моих орда.Все же буду я любимым? —Он ответил: – Никогда!Я сказал: – Пусть в личной жизниНеудачник я всегда.Но народы в коммунизмеСыщут счастье? – Никогда!И на все мои вопросы,Где возможны нет и да,Отвечал вещатель грозный

Безутешным: – Никогда!Я спросил: – Какие в ЧилиСуществуют города? —Он ответил: – Никогда! —И его разоблачили.

Одной из таких любимых “игрушек” всегда была строчка из Тютчева – Умом Россию не понять. Как ее только не продолжали! Например: Умом Россию не понять, а другим местом больно. Несколько раз ее творчески переработал Игорь Губерман, большой любитель искажения классики: Умом Россию не понять,

а чем понять – опять не ясно, или более грубо: Давно пора, та-та-та мать (цензура моя. – М. К.), умом Россию понимать (вспомню у него же: Счастливые всегда потом рыдают, что вовремя часов не наблюдают). В чем смысл такой игры? Предполагается, что собеседники должны опознать цитату и понять, ради чего ее исказили. Это напоминает двойное подмигивание. Первый раз: “Ну что, узнал?” И второй: “Смотри, что я с этим сделал, сейчас будет смешно!” Само клише таким образом привлекает внимание и одновременно является тестом на “свой – чужой”, а игра с ним по замыслу говорящего должна вызвать юмористический эффект (что, впрочем, не всегда удается). Смыслы речевого клише и его искажения как бы сталкиваются, и вместо одной линейной фразы возникает многомерный текст. Разрушитель цитаты вступает с ее автором в короткую и комическую дискуссию.

Поучительна сравнительно недавняя история этого приема. В советское время им пользовались в основном эстеты, запрещенные и полузапрещенные писатели, авторы самиздата. Материалом часто служили советские лозунги, цитаты из песен и кинофильмов, в результате чего возникал особый антисоветский юмор. Так, фраза Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью

(В. Бахчанян) разрушала не только советское песенное клише Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, но и стоящий за ним жизнерадостный и жизнеутверждающий пафос социалистического житья-бытья, а Кафка и сказка в таком столкновении по существу становились противоположностями, антонимами.

Здесь можно еще раз вспомнить И. Губермана:

Я Россию часто вспоминаю,думая о давнем дорогом,я другой такой страны не знаю,где так вольно, смирно и кругом.

Два речевых клише советского времени сочетаются и борются одновременно, создавая двухуровневое советское пространство. Реальное вольно, смирно и кругом хотя и вытесняет мифологическое вольно дышит человек, но существует и воздействует на читателя именно за счет энергии разрушения последнего.