Русский калибр (сборник)

Я не ответил. Мне просто нечего было ему ответить. Много раз я пытался понять – как, почему, зачем живу я на этом свете? И так и не смог решить это для себя. А в его версии было много, очень много «небессмысленного». Вот только… гадалка, странная женщина, испугавшаяся меня на миланской улице. Как она тогда сказала – «ты живёшь чужой жизнью, и путь твой – в тени…». С этим-то что делать? Если жизнь «Пророка Энтропии» – чужая, то где же тогда моя?

– Не знаю, Давид… Возможно, вы и правы, – тихо сказал я.

– Возможно? А вы взгляните на свои поступки. Вы приезжаете в Милан и сталкиваетесь со сложнейшим узлом из интересов и противоречий. Множество самых разных людей запутано в этой истории, и все живо заинтересованы в том или ином решении проблемы. Но вместо того, чтобы спокойно играть по правилам, которые соблюдают все, вы вмешиваетесь и ломаете всю игру. Придуманную, между прочим, вашим отцом.

– Подождите, – остановил я его, – что значит – моим отцом?

– А вы до сих пор не поняли? Андре, Андре… Это же так просто… Впрочем, мы отвлеклись от главной темы. Вы же хотели знать, как всё началось?

Он отложил давно потухшую трубку и встал. Взял стакан с джином, отошёл к окну. Не глядя на меня, продолжил:

– Когда меня арестовали в Цюрихе, я впервые за всё это время по-настоящему испугался. Вдруг до меня дошло, что тот «порог информированности», о котором я вам говорил, мной давно уже пройден. Моими руками были «отмыты» колоссальные суммы. Поверьте, то, о чём знают ваши шефы в Москве, – мизер, на самом деле это многие миллиарды долларов. И все они получены… мягко говоря, противозаконным путём. После того как меня освободили, я решил выйти из игры. Но… знаете, я до того оружие видел только на экране телевизора, поэтому, когда к моей голове приставили пистолет… им легко удалось меня переубедить. И всё продолжало идти как и прежде. Пока в Москве не началась эта история с наркодолларами. Забавно, что сумма, послужившая первопричиной паники, была совершенно ничтожна по сравнению с общим оборотом. Но камень был брошен, круги пошли – и тут внезапно выяснилось, что только я знаю всех участников этого предприятия, и все вокруг знают меня, я оказался главным и единственным связующим звеном. Не станет меня – исчезнет проблема. К сожалению, это пришло в голову не только мне. Думаю, меня бы уже давно убили, но тут у американцев возникли трудности с синьориной Бономи, и им пришлось временно оставить меня в живых. Они хотели уничтожить её финансовую опору, а без меня это сделать было бы затруднительно. Кстати, Стеннард сказал мне, что она хотела меня убить? И даже наняла для этого одного ловкого и профессионального человека?

– Не наняла. Она попросила

об этом. Меня. И я не отказался, – огрызнулся я. – Необходимо было добраться до вас, а других союзников у меня всё равно не было.

– Да? – Он загадочно улыбнулся. – Впрочем, это неважно. Я вполне понимаю её чувства и совершенно ничего не имею против синьорины Бономи. Она прелестная девушка. Только чересчур доверчивая, для того чтобы… добиваться успеха.

Паола – доверчивая? Он что, шутит? Я был поражён.

– Вся эта история с Banca Lombarda была ловушкой. И госпожа Бономи попалась в неё, даже не заметив этого.

– Но подождите… В этой операции участвовал мой отец? И именно его деньгами пользовался Кольбиани?

– Совершенно верно.

– Но тогда выходит, что он всего лишь работает на ЦРУ? А как же – Империя?

Давид посмотрел на меня с искренним сожалением.

– Вот поэтому вы и проигрываете мне в шахматы, Андре. Вам никак не удаётся понять, что жизнь – удивительно нестабильная конструкция. В самом начале партии все фигуры занимают отведённые им места и начинают ходить в строгом соответствии с правилами, но затем наступает черёд самой игры. И в какой-то момент незаметная до того пешка вдруг превращается в ферзя и начинает диктовать условия всем остальным фигурам. Понимаете? Господин Дюпре ходил по правилам, придуманным американцами, но это продолжалось недолго, он сумел выскользнуть из их комбинации, придумать и воплотить в жизнь свою, и теперь игра идёт по его законам. Всё сейчас зависит от него, и ваше присутствие здесь – лишнее тому доказательство.

Он замолчал и отвернулся. Я судорожно пытался навести порядок в своей бестолковой голове. За каких-нибудь полчаса Давид умудрился поставить там всё вверх тормашками, и я окончательно запутался в позициях, мотивах, причинах и прочих важных подробностях. Разобраться в этом «террариуме единомышленников» мне явно было не дано. Гораздо проще отстрелять их по одному, начиная со Стеннарда. И заканчивая самим собой… Нет, Андре, ты окончательно рехнулся.

– Вы знаете, Андре, я, пожалуй, прилягу.

Даже голос у него стал другим. Лицо Давида осунулось, взгляд потух, во всём его облике чувствовалась неожиданно нахлынувшая усталость. А он ведь действительно очень болен – вдруг я осознал это в полной мере. Врач навещал его каждый день, но мне и в голову не приходило.

– Не обижайтесь, но это и в самом деле нелегко – доказывать другому, что твоя смерть неизбежна.