Русский народ в битве цивилизаций

Средневековое миросозерцание, которым жила Россия до столкновения с технологической цивилизацией, основывалось на глубоком чувстве смысла жизни, осмысленности жизни каждого человека и всей Истории. В центре внимания тогдашней культуры были проблемы мироздания, события Истории, а не индивидуальные судьбы. Даже при характеристике конкретных исторических персонажей на первый план выдвигалась их общественная роль (святого, воина-вождя, чужеземного завоевателя), а не личные свойства или переживания. Искусство было столь сильно связано традицией, что приближалось к типу коллективного творчества. Постренессансная культура, принесенная к нам с Запада, обладала необычной яркостью, индивидуальностью, она дала такие формы искусства, как портрет, роман. Зато в ней постепенно выветривается интерес к основным вопросам о смысле жизни и истории. Но если на Западе она заменила глубоко концептуальное мировоззрение Средневековья, то в России обе эти линии почти совместились. Как говорит Г. М. Прохоров (18): «В XVIII–XIX вв. Россия стала наследницей двух взаимодополняюще-взаимоисключающих традиций; она пережила их столкновение, она дала их синтез. Отсюда — «универсализм» Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого». Исходя из положений, изложенных в предшествующем параграфе, можно сказать, что в русской цивилизации слились три линии развития человечества: открытая космосу древнеземледельческая религия, христианство (в его православном аспекте) и западная постренессансная культура.

Россия не вошла как прилаженный блок в мировую машину технологической цивилизации. К началу XX века это была страна еще на 80 % крестьянская, глубоко православная и проникнутая монархическим сознанием. Хотя обе эти стороны народного мировоззрения начали ослабевать в XX веке, они все еще составляли громадную духовную силу. И в то же время Россия входила в пятерку наиболее развитых индустриальных стран. Она имела устойчивый бюджет, быстро росла продукция тех областей промышленности, которые были нужны именно крестьянству. Потребление сахара с 1895 по 1913 г. увеличилось вдвое, выпуск кровельного железа с 1903 по 1913 г. увеличился в 1,7 раза, вклады в сберегательные кассы с 1903 по 1912 г. увеличились вдвое, и крестьянские вклады составляли 30 %. Кажется, что здесь нащупывался какой-то особый путь, свой ответ на проблемы роста населения, городов, индустрии. Страна оставалась в подавляющей части крестьянской, приобретя одновременно многие черты индустриально развитой страны.

И отчетливо видно, как Запад ощущал Россию инородным телом. В книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (36) одна глава так и называется: «Почему Европа враждебна России?». Он приводит ряд ярких примеров, когда реакция Европы в отношении России была резко враждебной, хотя аналогичные ситуации воспринимались совершенно спокойно, если речь шла о западноевропейских государствах, а иногда враждебность прорывалась даже вопреки интересам европейских держав. Объяснение он видит в том, что «Европа не признает нас своими. Она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе с тем такое, что не может служить для нее простым материалом, из которого она могла бы извлекать свои выгоды, как извлекает из Китая, Индии, Африки, большей части Америки и т. д., — материалом, который можно бы формировать и обделывать по образцу и подобию своему». «Как ни рыхл и ни мягок оказался верхний, наружный выветрившийся и обратившийся в глину слой, все же Европа понимает или, точнее сказать, инстинктивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить, — которое, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, превратить в свою кровь и плоть, которое имеет силу и притязание жить своей независимою, самобытной жизнью». «Итак, во что бы то ни стало, не крестом, так пестом, не мытьем, так катаньем, надо не дать этому ядру еще более окрепнуть и разрастись, пустить корни и ветви вглубь и вширь». «Не допускать до этого — общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка взять в союзники, и даже вручить ему знамя цивилизации». Сначала антипатию Европы к России объясняли нелиберальностью правительства Николая I, но после либеральных реформ, говорит Данилевский, отношение только ухудшилось. (Совершенно то же замечание делает Тютчев в одном письме.)