Русский Ришелье

Набожный Афанасий Лаврентьевич порой по нескольку раз в сутки ходил в церковь. Причем, в отличие от Алексея Михайловича, который, хоть и слыл примерным христианином, в то же время не раз вынужден был выслушивать в храме срочные донесения, воевода Царевичев-Дмитриева града в церкви истово молился и повелел себя не беспокоить. Ведь не царь, мог себе такое позволить. И обращаться к нему по мирским делам можно было в храме лишь в том случае, если враг стоял бы у ворот.

Ордин-Нащокин вновь подошел к окну, вдохнул свежего воздуха. Необычайно сильный туман наконец стал рассеиваться. Видимость улучшилась, стали хорошо видны и порт, и другой берег Даугавы. Там находился замок Крустпилс – уже заграничный. Владел им герцог Якоб.

Глядя в окно, Афанасий Лаврентьевич обнаружил, что расторопный поручик Ржевский уже обеспечил разгрузку ладей. Ордин-Нащокин вновь подивился смелости Ржевского. Даугава – река порожистая, судоходство по ней возможно только весной, когда из-за таяния снегов прибавляется воды, что делает пороги не столь опасными. Поэтому купцы из Полоцка, из Смоленска веками отправляли плоты и струги в Ригу только в апреле. Поручик Ржевский этого не знал и отправлял грузы, когда хотел. Причем прибывал в Царевичев-Дмитриев град живым и невредимым, со всеми товарами, а на вопрос, не страшно ли переправляться через пороги, объяснял воеводе: «В битвах – страшнее!»

Сейчас Афанасий Лаврентьевич хотел было крикнуть из окна, чтобы Ржевский шел к нему в кабинет, как вдруг за крепостной стеной прозвучали несколько выстрелов.

– Узнай, кто там балует, – с недовольством в голосе велел Ордин-Нащокин сыну.

Воин Афанасьевич стремглав выбежал из кабинета, а встревоженный непонятным происшествием воевода собрался и сам отправиться вслед за сыном.

В то время как поручик Ржевский отдыхал после организации разгрузки речных судов, а Воин Афанасьевич выяснял, что случилось, к городу подъезжали несколько всадников. То был купец Хенрик Дрейлинг с дочерью и двумя приказчиками.

– Мне послышались выстрелы, – с тревогой сказала Герда.

– Наверное, тебе показалось. Кстати, ты не озябла? Осень все же, не лето.

– Ты же знаешь, папа, я никогда не боялась холода, даже если замерзала в детстве. Всегда думала: «Что мне холод, он меня не возьмет».

Заметим, что Хенрика тоже встревожили выстрелы. Но он отвлекал Герду разговором о погоде, чтобы девушка не боялась. Сам купец надеялся на то, что город уже близко и с ними ничего не случится. Отвечая Герде, купец заметил:

– А я вот совсем продрог от холода и сырости.

С этими словами Хенрик достал из-за пояса небольшую фляжку и налил себе в колпачок маленькую порцию рижского шнапса.

Выпить ее купцу, однако, не довелось. Он замер в испуге, услышав неподалеку топот сотен копыт. Вскоре мимо путников промчался большой табун лошадей, который погоняли несколько шведских драгун. За ними скакал целый отряд шведской конницы. Драгуны явно спешили убраться подальше от города. Туман к тому времени, как уже говорилось, почти рассеялся. Поэтому шведам были видны и купец, и приказчики. Какой-то сержант подскакал к шведскому офицеру и что-то сказал ему. Тот вместе с несколькими солдатами двинулся прямо к путешественникам.

Можно было бы попытаться спастись бегством, помчаться к городу, но лазутчик русского царя словно оцепенел от страха. «Откуда взялись шведы почти под стенами Кокенгаузена?!» – недоумевал он.

Вдруг купец радостно вскрикнул. Он узнал офицера.

– Это Иоганн фон Шталкер, – сказал Дрейлинг дочери. – Опасности нет.

Фон Шталкер, похоже, тоже узнал купца. Курляндец повернулся к сержанту и скомандовал по-немецки:

– Нагоняй отряд!

– Но как же вы, ваше благородие? – почтительно осведомился сержант. – Ведь неподалеку московиты.

– Скачи, скорей! – повторил Шталкер. – А я сам разберусь с этими подозрительными лицами и быстро присоединюсь к отряду.

– Слушаюсь! – ответил сержант, обязанный выполнять распоряжение офицера.

Он тут же дал команду нескольким драгунам:

– Рысью, марш!

Те быстро помчались вслед за основными силами отряда, желая нагнать своих товарищей.