Русский Ришелье

Капитан Шталкер враждебно посмотрел на него: мол, чего лезешь не в свое дело! Мол, ехал бы ты своей дорогой! Пауза длилась несколько секунд. За это время в сердце Ордина-Нащокина к отчаянию добавилась обида. Он сам не понимал еще, что не просто интересуется Гердой, а полюбил ее с первого взгляда. И могло ли быть иначе? Ведь умнейший человек, Афанасий Лаврентьевич, сделал ошибку в его воспитании. Тогда никто еще на Руси не знал, как следует воспитывать дворянина, чтобы он впитал в себя все достижения западной культуры, но остался патриотом. Поручив обучение сына двум полякам, Афанасий Лаврентьевич всего лишь хотел предоставить сыну хороших учителей, дать ему образование на высоком уровне и до конца не понимал, что именно он сделал. Сам Ордин-Нащокин-старший был истинно русским человеком. Хоть и хотел он, чтобы Русь завела такую же свободу для торговых людей, как на Западе, открыла у себя школы и университеты, построила бы флот, но в то же время полагал: «Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по ним».

А вот Воин Афанасьевич был воспитан именно на западной культуре. Западная одежда казалась ему удобнее русского костюма, он считал естественным вести себя по-западному, а не как русский; готов был, как в Европе, относиться к женщине, как в Европе вести себя в быту. В кого же мог влюбиться этот не такой уже и юный к тому времени молодой человек?! Естественно, в девушку, ведущую себя по-европейски. Где же он мог ее найти на Руси? В русской армии служили иноземцы, но в воинский поход они отправлялись, естественно, без жен и дочерей. В Москве существовала Немецкая слобода, где многие сотни людей ходили в западных нарядах и жили по иноземным обычаям. Но Воин Афанасьевич не был москвичом, его отец служил в провинции. В результате красавица Герда оказалась единственной немецкой девушкой из хорошей семьи, с которой он познакомился. И вот какой-то немец в шведском мундире по-хозяйски держал ее за округлости. «Лучше бы она досталась боярину Милославскому, хоть русский!» – подумал с горечью молодой человек.

Вдруг, к удивлению Шталкера, Герда обратилась к Воину Афанасьевичу по-немецки:

– Умоляю, спасите меня во второй раз!

Этого оказалось достаточно, чтобы в душе Ордина-Нащокина все изменилось. Слаб иногда бывает любящий человек. Воина Афанасьевича уже не интересовало, почему Герда позволила мужчине столь непристойно касаться ее тела, что вообще делала с ним в уединенном месте среди трупов. Любимая попросила его о помощи! Он двинул коня вперед, чуть не наехав на Иоганна Шталкера.

– Как вы могли, герр офицер?! – сразу избрал он правильный тон.

– Уйди! Это моя колдунья!

– Не вижу в этой девушке ничего от злой ведьмы, – чем истеричнее становился Шталкер, тем спокойнее отвечал ему сын воеводы. – Она воплощение красоты, а не чернокнижья. И, судя по ее словам, вашей быть не хочет.

При этих словах Герда, словно очнувшись, сбросила руки Шталкера со своих бедер. Курляндец негодовал, но просто растерялся, не зная, что сказать. И, не найдя подходящих аргументов, рявкнул:

– Не мешай моему свиданию. Мальчишка! Пошел отсюда! Не лезь не в свое дело!

– Не слушайте его! Он добивается меня силой, – пожаловалась Герда.

И тут Воин Ордин-Нащокин хладнокровно снял перчатку с руки и швырнул ее курляндцу в лицо.

– Вы оскорбили меня, вы посягнули на честь дамы! Я вас вызываю!

Происходившее было так нелепо, что Иоганн Шталкер расхохотался.

– Вы хотите дуэли? Во-первых, кто вы такой, чтобы драться с курляндским бароном?! Во-вторых, что вы знаете об этой колдунье? И, наконец, где ваши секунданты?

– Я не колдунья, – поднялась с земли Герда. Девушке было очень неприятно, что она, должно быть, выглядела неприглядно в глазах славного молодого человека, который однажды уже спас ее от позора.

Воин Афанасьевич, впрочем, продолжал разговаривать не с ней, а со Шталкером:

– Вы, кажется, ищете, как уклониться от дуэли, сударь? Что же, извинитесь передо мной, затем перед Гердой, и, если и она простит вас, дуэли не будет.

Барон фон Шталкер никак не мог понять, кто перед ним. Если Воин, однажды увидев Иоганна на русской службе, узнал его, то курляндец никак не мог запомнить Воина. Ведь он лишь мельком видел у Ордина-Нащокина неприметного молодого русского, одетого, как одевается дворянин с Севера Руси. А теперь перед ним стоял юноша, который говорил по-немецки весьма свободно, был одет, как подобает курляндскому или лифляндскому дворянину, вел себя в соответствии с западными обычаями и ничем не напоминал русского. Но ехал он со стороны города, занятого царской ратью. К тому же совершенно непонятно было, откуда он знал, как зовут Герду. Капитан фон Шталкер поинтересовался:

– Да кто вы такой, в конце концов?!

– Меня зовут Воин, я – русский дворянин, мой отец – воевода, то есть, по-вашему, генерал. Думаю, этого достаточно, чтобы понять – я достаточно знатен, чтобы вызвать на дуэль какого-то капитана.

– Вы русский? А откуда в таком случае знаете Герду?

– А какое вам до этого дело?!

Барон, не дождавшись от него ответа по существу, выкрикнул Хенрику: