Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— Не знаю, как насчет объятий, но за стихию можно, — чокнулась своим бокалом о бокал Выкрутасова Марина и выпила свой коньяк махом.

— Во дает! — воскликнул Выкрутасов и повторил ее подвиг. Внутри стало горячо и снова там воцарилось ощущение блаженства и предвкушение блистательных перемен жизни. На столе образовалась закуска в виде копченой колбасы и сыра.

— Ну, рассказывай, обозреватель, какой вид спорта ты обозреваешь? Спортивное кружево? Вышивание наперегонки?

— Угадала.

— А если серьезно?

— Футбол.

— Никогда не понимала, что вы, мужики, в нем находите. Мой муж, бывало… Что такой испуг в глазах? Расторжение брака зарегистрировано, можешь не волноваться. Так вот, бывало, как чокнутый уставится в телевизор и ничего вокруг не замечает.

Дмитрий Емельянович вспомнил про матч Голландия — Южная Корея, но тотчас сообразил, что не стоит просить посмотреть его, можно все испортить.

— Лучше футбола нет ничего на свете, — все же возразил он. — Один английский тренер сказал: «Некоторые думают, что футбол равен вопросам о жизни и смерти, на самом деле все гораздо серьезнее». Остроумно, правда?

— Не знаю, — пожала плечами Марина. — Жалко, что коньяк кончился. Я, кажется, все-таки разболеваюсь. Ты не мог бы сбегать на Сухаревку за ещем? Я тебе зонтик дам.

— Что с тобой попишешь! Ты — как стихия. Давай свой зонтик.

Он отправился «за ещем». Дождь значительно ослаб, да и ветер уже не назовешь ураганным, хотя деревья все равно продолжали сильно возмущаться. Всюду на улице виднелись следы разрушений, будто и впрямь после бомбардировки.

— Русский ураган, русский ураган… — бормотал Дмитрий Емельянович, стараясь как можно меньше попадать в лужи. Бумажник с долларами и паспорт лежали у него в кармане шорт. Пришлось сначала искать обменный пункт, менять полсотни на рубли, потом он купил коньяк, шампанское, то да се на закуску. В сгущающихся сумерках вернулся в дом Марины, о которой почти ничего не знал, даже сколько ей лет и чем она занимается. Когда она открыла ему дверь, он хлопнул пробкой шампанского и запел:

— Пять минут, пять минут, с Новым годом, с новым счастьем!

— Здра-авствуй, Дедушка Мороз, — насмешливо проворчала Марина. — Ты подарки нам принес?

— Новый год, Мариночка! Ты хоть понимаешь, что этот ураган знаменует собой новое летосчисление для меня? И, может быть, не только для меня.

— Для меня, что ли?

— А почему бы и нет? Где бокалы под шампанское?

Они стали хлестать шампанское, и оно здорово ударило Выкрутасову в голову. Когда от шампанского опять вернулись к коньяку, Дмитрий Емельянович громко кричал:

— Русский ураган! Ты понимаешь, дитя мое, что такое русский ураган? Скоро весь мир узнает об этом. Я — носитель великой тайны русского урагана. То, что произошло сегодня, имеет глобальный исторический смысл. Характер этого события свидетельствует о его непреходящем значении. Он изменит всю карту мира. Выпьем за глобальное изменение карты мира, выпьем за всемирные изменения, радость моя!

В нем проснулся тот, кем он был все самые счастливые годы своей сознательной жизни. Политинформатор одной из главных футбольных команд Москвы. С этой командой он, будучи политинформатором, в свое время объездил весь Советский Союз, побывал во многих странах мира. Должность его была хотя и не очень нужная, но очень почетная, и когда-то к Дмитрию Емельяновичу относились с огромным уважением. С наступлением эпохи Горбачева авторитет политинформатора стал понемногу расшатываться. После августовского путча встал вопрос о необходимости держать в команде политинформатора. Тогда Дмитрию Емельяновичу пришлось пойти на компромисс и выдумать себе новую профессию. Он стал деминформатором, то есть принялся информировать футболистов о том, как проводятся в нашей стране демократические реформы. После разгона Верховного Совета Россию окончательно направили на путь капитализма и чистогана. Вскоре должность деминформатора безжалостно сократили как лишнюю. Так Выкрутасов и стал безработным. Тем самым безработным, о которых он так часто поведывал на своих политинформациях в конце семидесятых и начале восьмидесятых годов двадцатого столетия.

Проснувшийся политинформатор продолжал что-то выкрикивать о непреходящем значении исторического момента, о грядущем сокрушительном крушении мировой системы футболизма, на смену которой придет наш, отечественный футбол, и это будет футбол двадцать первого века.

Потом он просто кричал в распахнутое окно:

— Ураган! Русский ураган! Вы хоть понимаете, что это такое? Русский ураган! Это вам не хухры-мухры!

Среди ночи он проснулся на чем-то жестком. Открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Кругом было темно, хоть глаз выколи. Потом он услышал, как шумят деревья и мокро цокают капли, приподнялся, огляделся, стал различать кое-какие очертания предметов и вспомнил кухню, на которой они вчера сидели с Мариной, пили, ели цыплячьи грудки, принесенные им из магазина и умело поджаренные хозяйкой дома. Запах жареной курятины стоял по сю пору. Постепенно стало припоминаться все вчерашнее, постыдное изгнание из рая, ураган, спасение.