Русский всадник в парадигме власти

Порядок рекрутской школы был уточнен в 1843–1845 гг. в 1‐й части нового кавалерийского устава. Согласно ей, «начальное образование [рекрут] должно продолжаться девять месяцев. Первый месяц надо обращать внимание на их нравственные качества, давая им в то же время осмотреться, свыкнуться как с окружающей обстановкой, так и с важнейшими требованиями, предъявляемыми военной службой. В следующий месяц обучают рекрута обращению с лошадью и т. д., постепенно усложняя обучение… Таким образом, в рекрутской школе рекомендуется сперва манежное учение, а затем уже шереножное учение; об употреблении оружия говорится только в 3 отделении школы рекрутской. Манежную езду должно ограничить существенными потребностями службы и природными способностями лошади, согласно с этим требовать от унтер-офицеров… более, нежели от рядовых, назначая первым способнейших к езде лошадей… Однообразие правил манежной езды, ясность толкования, внушение солдатам уверенности в важности и необходимости этого предмета… вот средства, ведущие к достижению желаемой цели при обучении рекрутов»[1474].

Гимнастика «не в виде забавы но в виде науки в полном развитии»[1475], т. е. как обязательный предмет, вошла в учебные программы военно-учебных заведений с 1834 г.[1476]

К тому времени этот вид спорта уже получил некоторое военно-прикладное значение: впервые в отечественной практике «военная» гимнастика была дана в суворовском «Полковом учреждении». Наиболее важными для кавалерии были занятия на деревянном «коне» («кобыле») и на укороченном «козле»; оба использовались для обучения вольтижировке[1477].

Не только гимнастика, но и спорт в целом получил прочное место в николаевской кавалерии. Одним из важнейших пунктов подготовки стал «русский стипль-чез» — ежегодные Императорские Царскосельские скачки, с 1841 г. открытые для «господ офицеров, на лошадях служащих»[1478]. С этого момента конный спорт получает широкое распространение, а качественная кавалерийская подготовка становится все более востребованной.

Царствование Николая I можно назвать значительным этапом в развитии военного образования. Военно-учебные заведения были приведены в единую систему, получив продуманную иерархическую структуру. Военно-специальное образование все более профилировалось и усложнялось. Система специального кавалерийского образования, получившая начальное оформление в предыдущее царствование, была усовершенствована. На местах проводилась начальная подготовка, которая довершалась в столице. В итоге к середине XIX в. в столице Российской империи оформились ведущие кавалерийские школы, с качественной материальной базой, грамотными учебными программами и талантливыми наставниками — истинными «русскими центаврами».

3.1.4. КОННЫЙ ПАРАД КАК ФОРМА ИМПЕРСКОЙ КУЛЬТУРЫ

«Ты мне представил семьсот берейторов», — так император выразил свое одобрение эскадронному командиру Ф. П. Оффенбергу на одном из смотров, пропуская полк справа по одному с переменой аллюра[1479]. «Школа» была успешно перенесена в армию. Главной формой отчетности здесь, еще со времен Павла I, был плац-парад, и впервые в истории он был объектом неотрывного внимания не капрала, а монарха[1480]

.

Одержимость парадом Павла I передалась и великим князьям Павловичам. Вахт-парады, начавшиеся уже со следующего дня восшествия на престол Александра I, в его царствование проводились ежедневно, без исключения для праздничных или военных дней; новый император самолично вникал в «науку фрунта»[1481] и мундира. Несмотря на слова, сказанные в начале своего царствования: «все будет, как при бабушке… по законам и по сердцу бабки нашей, государыни императрицы Екатерины Великой»[1482], именно теперь фрунтомания «восторжествовала окончательно и стала господствовать безраздельно, с течением времени все больше приближаясь к идеалу, начертанному императором Павлом и даже во многом превосходя его»[1483]

.

Муштра и шагистика горячо поддерживалась в военной среде: «Что сказать нам, генералам дивизий, когда фельдмаршал свою высокую фигуру нагибает до земли, чтобы равнять носки гренадер», — с горечью вопрошал И. Ф. Паскевич[1484]. «Удивительно ли, — продолжал военачальник и военный историк А. А. Свечин, — что при ничтожных средствах для обучения, при отсутствии казарм, хороших стрельбищ, учебников, внимания к тактической подготовке, малограмотном командном составе, все усилия сосредоточились на парадной стороне дела?»[1485]

В александровской философии парада его величественность означала совершенство подготовки армии, ее слаженность — и жесткую дисциплину, которая позволяла достичь желаемого[1486]. К укреплению русской парадомании много послужило окончание многолетнего противостояния Александра I и Наполеона Бонапарта[1487]: в мирное время ничто не мешало увлечению внешней формой военной культуры, а не ее содержанием.