Читаем Русский всадник в парадигме власти полностью

К этому времени в организации русской регулярной кавалерии были достигнуты более чем серьезные успехи; параллельно оформлялся и структурировался ее вещный мир. В 1708 г. для заготовки мундира и снаряжения была устроена общеармейская Мундирная канцелярия; в скором времени снабжение драгун было передано новосозданной Мундирной канцелярии от кавалерии[922]. С этого года прекратилось снабжение пехоты новыми камзолами: из‐за нехватки средств на обмундирование их предполагалось изготавливать из старых кафтанов и епанчей. Драгуны, как имевшие более высокий статус, получали кожаные камзолы[923].

В 1709 г. были определены цвета драгунского мундира: кафтаны темно-зеленые или белые, а епанчи — красные. В итоге «среднестатистический» драгунский мундир к концу первого десятилетия реформ включал в себя шляпу или, реже, карпуз; черный или красный триповый галстук; зеленый, белый или синий кафтан с красным прикладом и медными пуговицами; камзол козлиной кожи; штаны козлиной кожи; «конные» сапоги со штюльпами, кожаными подвоями или фальшвадами, на высоком каблуке, со съемными (на ремнях) шпорами; чулки; башмаки; портупею, перевязь и лядуночный ремень из яловичной кожи, с медным или железным полуженым прибором[924]

. Конский убор включал в себя немецкое седло (его прототипом было седло европейской рыцарской кавалерии) с паперстью, пахвями и железными стременами, мундштучное оголовье, чепрак и чушки (чехлы на пистолетные ольстры), переметные сумы, попону[925].

Так выглядели русские драгуны во время первых крупных боевых успехов — при Лесной осенью 1708 г. и под Полтавой летом 1709 г., когда Россия, по словам В. Г. Белинского, «громами Полтавской битвы возвестила миру о своем приобщении к европейской жизни, о своем вступлении на поприще всемирно-исторического существования»[926]. Европейский военный мундир стал одним из вещественных символов петровских реформ и петровской эпохи в целом.

Следующий виток реформ пришелся на 1711 г., когда были установлены первые штаты русской армии[927]

и законодательно закреплено единообразие мундира и конского убора драгун[928]. В конце 1712 г. кавалерия получила новый мундирный регламент (его исполнение было затруднено, особенно в дальних гарнизонах). Расхождение между проектным и реальным мундиром отчасти объяснялось тем, что вещевые подряды не всегда охватывали все обмундирование разом. На этом этапе требуемое единообразие выдерживалось, по возможности, хотя бы внутри полка.

Единообразие мундира и конского убора достигалось прежде всего централизованным, преимущественно отечественным изготовлением (указ от 18 марта 1718 г. «О делании в Москве на армейские полки мундиров полковыми портными»[929] и т. п.); местное производство, кроме того, давало и некоторую экономию средств. В 1720 г. были утверждены новые штаты, табели, а вместе в ними и новые мундирные образцы[930]

. Началась унификация офицерского мундира.

Итогом преобразований стало распространение во всей Российской империи общероссийского мундира, полностью соответствовавшего требованиям современной европейской культуры. Разрыв с традициями и переход от «венгерского» кафтана к мундиру по европейской моде стал еще одним «шагом в комплексе мероприятий по созданию армии как социального института, оторванного от населения и служащего опорой престолу <…> где солдат становился нижним звеном в управляющей вертикали»[931].

Результат реформ был изложен в январе 1722 г. в «Табели о рангах…» в следующей формулировке: «Понеже такожде знатность и достоинство чина какой особы часто тем умаляется, когда убор и прочий поступок тем не сходствует… того ради напоминаем мы милостиво, чтоб каждый такой наряд… имел, как чин и характер его требует»[932]. Нарушители новых порядков наказывались штрафами и ссылкой на каторгу[933]

. Побочным эффектом жесткой регламентации стало почти полное вытеснение традиционного костюма из ареала имперской культуры[934].

Одним из последних петровских нововведений стал указ 4 декабря 1724 г., прямо запрещающий изготовление партикулярной одежды, схожей с военным мундиром («О неношении форменных цветов и обшлагов, с какими делаются драгунские и солдатские мундиры, людям неслужащим в сих командах… и чтоб неведением кто не отговаривался, того ради объявляется, что в армию строятся кафтаны из сукон разных цветов, а именно: из зеленых с красными, да из синих с белыми обшлагами»[935]).

Очевидно, что в системе реформ Петр Великий отводил европейскому мундиру роль конкретно понимаемого современниками визуального кода, указывающего на положение личности в новой имперской иерархии. Петровский военный мундир стал определенным социальным цензом, маркером принадлежности к новому миру силы и власти. Благодаря громкой победе петровские начинания получили легитимное измерение[936]; успех развития милитаристского сценария открывал пути для дальнейшего оформления новой национально-государственной культуры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука