Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Судьба оружия, находившегося на третьем баркасе, который был разгружен недалеко от Гагр, до конца не ясна. Известно лишь, что одна его часть (900 винтовок) в начале декабря 1905 г. была спрятана в имении князя Инал-Ипа, а другая перевезена в Сухуми[724].

Оружие с четвертого баркаса было выгружено в районе Батуми и переправлено в ряд населенных пунктов Кутаисской губернии[725]

. Таким образом, большая часть груза «Сириуса» попала по назначению и лишь 2—2,5 тыс. винтовок и около полумиллиона патронов были конфискованы властями. Попытка обнаружить и задержать загадочного доставщика оружия с помощью канонерской лодкой «Донец», посланной 28 ноября из Батуми, ни к чему не привела. 15 января 1906 г. «Сириус» благополучно отшвартовался в Амстердаме.

Кому предназначался груз «Сириуса», кто организовал его приемку и как распределил его, в каких конкретно эпизодах революционных выступлений в Закавказье нашло применение это оружие – на все эти вопросы нет исчерпывающего ответа. В качестве его получателей и пользователей одни источники указывают социал-демократов (в Поти, Гаграх), другие – социалистов-федералистов[726], третьи в этой связи просто пишут о «грузинах и мингрелах»[727]

. Неясно также и то, действовали ли представители местных партий и этнических групп на основе какого-то соглашения или же, напротив, конфликтовали между собой, как утверждают некоторые историки. Как бы там ни было, нельзя считать случайным тот факт, что прибытие «Сириуса» совпало по времени с началом массовых вооруженных выступлений в Закавказье, тем более, что самые ожесточенные формы эта борьба приняла именно в тех местностях, куда поступило привезенное им оружие: в Поти, Зугдиди, Озургетах, Сухуми и др. Характерным и заслуживающим серьезного внимания представляется нам сообщение официального источника, согласно которому «красные сотни» в Зугдидском уезде в декабре 1905 г. были частично вооружены «швейцарским оружием, привозившимся … арбами из Редут-Кале и местечка Анаклия»[728].

Глава IV

На Дальнем Востоке: камергер А.И. Павлов и его «шанхайская агентура»

Сложилось так, что А.И. Павлова, в годы русско-японской войны сыгравшего ключевую роль в секретных операциях России на Дальнем Востоке, не принято причислять к героям этой войны и даже к ее сколько-нибудь заметным участникам. Заподозренный в крупных злоупотреблениях, незадолго до подписания мира с Японией, он стал жертвой травли в печати и в течение нескольких последующих лет требовал и ждал одного – гласного суда, чтобы с документами и фактами в руках доказать вздорность выдвинутых против него обвинений. «Дело» Павлова, сконструированное военными бюрократами и раздутое журналистами, прекращено было только в 1910 г. – келейно, без суда. Таким образом, его безупречная служба предшествующих лет оказалась перечеркнута, а блистательная дипломатическая карьера разбита. Характерно, что близкий ко двору граф С.Д. Шереметев, историк, член Госсовета и обер-егермейстер, впоследствии пригласил этого «казнокрада» главным управляющим своих имений, и Павлов, за неимением средств к существованию, согласился[729]

. Сегодня имя этого человека незаслуженно и прочно забыто.

Но обо всем по порядку.

Александр Иванович Павлов родился в 1860 г. в небогатой беспоместной дворянской семье. В 1878—1882 гг. он учился в элитном Морском кадетском корпусе, причем по решению учебно-воспитательного совета училища его имя было выбито золотыми буквами на мраморной Доске почета. Отучившись и получив погоны мичмана[730], в течение четырех последующих лет Павлов ежегодно участвовал в многомесячных морских походах, включая заграничные. Летом 1886 г. он увольняется в запас, поступает на службу в Азиатский (впоследствии – I) департамент МИД, а еще через четыре года назначается на третьестепенный пост атташе в третьестепенную же миссию в Китае. Активизация России на Дальнем Востоке в середине 1890-х годов быстро превратила пекинское дипломатическое захолустье в аванпост российской внешней политики. В 1895 г. мы застаем нашего героя, хотя в чинах еще не слишком значительных (надворного советника), но выполняющим важную функцию. Будучи формально первым секретарем посольства, а фактически – доверенным лицом посланника графа А.П. Кассини, он, по свидетельству очевидца, «писал один все направляемые в Петербург политические донесения»[731].