Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Между тем, на деле ни идея посылки такой делегации, ни сам князь Ухтомский как ее глава не вызывали энтузиазма у российского дипломата. «В отношении понимания наших ближайших практических интересов [в Китае] он является просто недалеким, поставить его в тупик как нельзя легче, – делился Павлов с графом Кассини своими впечатлениями об этом посланце Витте и царском любимце. – … Ничего у него в голове не улеглось как следует, постоянно сам себе противоречит …. О китайцах, как и вообще о людях, он совсем не умеет составить правильного суждения. С одной стороны, он ставит китайцев на какой-то необыкновенный пьедестал, как что-то высшее и совершеннейшее, чем все другие национальности, а с другой стороны, когда заходит речь о том, чтобы … решить какое-либо дело, – первое, что является у него в голове как средство – это подкупить. О том, чтобы настоять на чем-либо с достоинством и твердо, у него кажется и не зарождается никогда мысль – он этого совсем не понимает. Грустно, обидно и даже совестно слушать те слащавые, льстивые и просто униженные речи, которые он расточает Ли Хунчжану, князьям и всем министрам, так они не вяжутся с полным достоинства и честного убеждения тоном, которого мы всегда держались здесь в переговорах с китайцами». «Зачем соединять высокое звание лица, передающего царские грамоты и подарки, с задачами маленького афериста и поручать ему подпольными приемами устроить дельце, которое в основе, может быть, и имеет политическую подкладку, но по внешнему характеру похоже больше на простое предприятие с целью наживы?» – недоумевал Павлов в том же письме[740]

.

15 мая 1897 г. над зданием пекинского отделения Русско-Китайского банка был торжественно поднят флаг. Для привлечения симпатий китайцев он представлял собой причудливое сочетание русского трехцветного штандарта с китайским драконом на желтом – «богдыханском» – поле. Впоследствии этот банк выполнял не только функции обычного финансово-кредитного учреждения, но одновременно являлся важным инструментом российского проникновения в Поднебесную. Накануне и в годы войны с Японией заметную роль в секретных операциях России на Дальнем Востоке сыграли директор его пекинского отделения Д.М. Позднеев и особенно его преемник Л.Ф. Давыдов, который прежде работал в шанхайском отделении этого же банка. Первый основал в Пекине газету, которая отстаивала в китайской столице российские интересы, второй стал одним из наиболее деятельных сотрудников «шанхайской агентуры» А.И. Павлова. Через отделение Русско-Китайского банка в Шанхае осуществлялось и финансирование этой секретной службы.

«Рюрикович» Ухтомский был родовит и имел в Петербурге высоких и влиятельных покровителей. В 1890—1891 гг., во время путешествия наследника престола по странам Востока, он входил в его свиту, и в 1893 г. будущий император поручил именно ему написать и издать отчет об этой поездке. Их доверительное общение не прекратилось и после воцарения Николая II, причем одной из специализаций Ухтомского-публициста стали дальневосточные дела; его влияние на императора в этой сфере несомненно. Человек безусловно литературно одаренный, Эспер Эсперович как публицист представлял собой тип бойкого, плодовитого, но совершенно беспринципного писаки, причем задатки авантюриста сказались и в его государственной деятельности. В бытность в 1897 г. в Пекине Ухтомский решил не ограничиться выполнением возложенных на него поручений. Минуя дипломатов (но, очевидно, с санкции Витте), он попытался закулисно договориться с Китаем о получении обществом КВЖД концессии на продолжение железнодорожного полотна до моря, но успеха не достиг, а лишь затруднил дальнейшие двусторонние официальные консультации на этот счет (напомню, что соответствующий договор с Китаем после сложнейших переговоров России удалось подписать только спустя почти год – в марте 1898 г.). Понятно, что об этом демарше князя Ухтомского пекинский поверенный в делах вынужден был известить Петербург, который поспешил отозвать незадачливого «переговорщика». С тех пор в российских дипломатических кругах на князя смотрели косо, и его рост по службе прекратился – он до конца жизни так и остался камер-юнкером. Павлов же со своей, как писал сам Ухтомский, «сказочной карьерой», стал его заклятым врагом. Но случай отомстить представился князю только через много лет.

Сеульская «прелюдия»