Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

На протяжении лета 1904 г. внутриполитическая обстановка в Стране Восходящего Солнца также постепенно накалялась; дальнейшая затяжка войны заставляла токийский кабинет конструировать различные гипотетические комбинации как в финансовой, так и внешнеполитической сферах. «Правительство ожидает взятия Артура и результата предполагаемого решительного сражения у Ляо-яна, чтобы сделать новую попытку заключить крупный внешний заем, без которого финансовое положение должно оказаться критическим, – информировал Павлова Бале 29 июля. – Имеющие связи с правительством японские экономисты начали высказывать взгляд, что в случае, если и после падения Артура и поражения армии генерала Куропаткина Россия решит продолжить войну, то для Японии останется последнее средство – втянуть в войну Китай, вызвать этим вмешательство иностранных держав в видах прекращения военных действий»[940]

. «Начинается сильная агитация с целью свержения нынешнего кабинета, – читаем в его донесении от 18 ноября. – Обе главные политические партии – Сейюкай и Симпото совместно действуют [в] этом направлении»[941]

. «Безусловно критическое положение японских финансов, растущее в народе недовольство, возбуждение против правительства и даже близкая опасность серьезных внутренних беспорядков, – подводил итог руководитель “шанхайской агентуры”, – подтверждается сведениями, полученными мною из нескольких хорошо осведомленных источников»[942]

. О том, что «настроение токийского правительства самое угнетенное», французский поверенный в делах в Сеуле виконт де Фонтенэ, который посетил Японию проездом в Европу, сообщил в Шанхай еще в августе 1904 г.

Естественно, что в таких условиях в Японии все чаще стали подумывать о выходе из войны – первый мирный зондаж через своего посла в Лондоне виконта Т. Хаяси Токио предпринял уже в июле 1904 г. (были сделаны неофициальные авансы Витте, пребывавшему в Берлине); тогда же руководитель внешнеполитического ведомства Японии Комура направил своему премьер-министру меморандум на этот счет, а в августе 1904 г. возможные условия мира были обсуждены на заседании всего кабинета министров[943]

. Суть будущих претензий Японии в российском МИД узнали от руководителя «шанхайской агентуры» в марте 1905 г. «Один из влиятельных чинов японского Министерства иностранных дел, – сообщал Павлов, – в беседе с Б[але] 3 марта [1905 г.] высказал следующее: “Японское правительство крайне изумлено, что Россия еще не просит мира. Но японцы рассчитывают, что давление, которое должно быть оказываемо на Россию французскими и германскими финансистами, вынудит ее заключить [мир] в самом ближайшем будущем”. Относительно предполагаемых условий мира то же лицо высказалось, что среди членов японского правительства существуют два мнения: одни настаивают на необходимости потребовать крупное военное вознаграждение, воздержавшись от территориальных уступок; другие выставляют непременным условием уступку Японии Сахалина, признание за Японией права присоединить весь Ляодунский полуостров и полное очищение Россией остальной Маньчжурии, на контрибуции же считают более благоразумным вовсе не настаивать. На этих условиях они считают возможным и желательным не только мир, но и тесное сближение между Россией и Японией»[944]. Как известно, полгода спустя, на мирных переговорах в американском Портсмуте японская делегация согласилась на второй из описанных Бале вариантов, да и то не в полном объеме. Сбылось и его предсказание относительно последующего русско-японского сближения.

Таким образом, благодаря тайным информаторам и в первую очередь Бале, проблема получения секретных сведений из Японии была решена. За девять с половиной месяцев пребывания там французского журналиста руководитель «шанхайской агентуры» получил от него около 30-ти обширных донесений, которые касались всего спектра военных, военно-политических и финансово-экономических вопросов жизни островной империи. В условиях войны это была поистине бесценная информация.