С момента образования «шанхайской агентуры» и наместник, и Павлов понимали, что без секретных сведений непосредственно из Японии не обойтись. Те два-три француза, служащие Русско-Китайского банка, которые, несмотря на закрытие его японского отделения с началом войны, оставались в Кобе, не решали проблемы – они были готовы сотрудничать с Давыдовым и Рас-поповым, но, во-первых, их компетенция не выходила за пределы финансово-экономических вопросов и, во-вторых, связь с ними была ненадежной. Поэтому Павлов поручил Давыдову «подыскать подходящее лицо из иностранцев для посылки в Японию в качестве негласного агента»[927]
. Это задание Давыдов выполнил, и уже в конце мая 1904 г. французский пароход доставил в Шанхай первое шифрованное донесение этого агента из Иокогамы. Им стал французский подданный Анри Обер (Henry Aubert), инспектор Русско-Китайского банка. Обер занялся изучением финансово-экономического и торгово-промышленного состояния Японии и полученные от него «обширные по сему предмету материалы» Давыдов стал регулярно направлять в Петербург. Секретные военные сведения, добытые Обером, передавались в Мукден наместнику и в штаб главнокомандующего[928].Вскоре камергеру улыбнулась удача. В июне 1904 г. по пути из Сеула в Токио в Шанхае сделал короткую остановку корреспондент газеты «L’Illustration» Жан Бале. «Здешний французский консул, близко знающий Бале уже около 10 лет, – доносил Павлов наместнику 13 (26) июня, – отвечает за его безусловную честность, добросовестность и преданность русскому делу; он же обещает устроить правильную передачу мне из Японии не только секретных писем Бале, но и шифрованных телеграмм чрез посредство французского консула в Иокогаме. Последнее особенно ценно, ввиду недостижимости этого для других наших секретных агентов в Японии. Здешний французский консул сам взялся переговорить с Бале и сегодня должен дать мне ответ, на каких условиях дело могло бы состояться»[929]
. На другой день Павлов телеграфировал наместнику условия французского журналиста: «Личное ежемесячное вознаграждение —1000 [мексиканских] долларов; на мелкие секретные издержки подотчетно от 100 до 150 долл. в месяц; могущие оказаться необходимыми поездки внутри Японии, а равно посылаемые им телеграммы на наш счет в размере действительного расхода, по представлении отчета». «Хотя требуемое вознаграждение довольно значительно, – добавил от себя камергер, – я считал бы крайне желательным заключить соглашение хотя бы на три месяца, ибо другого, столь подходящего [во] всех отношениях агента едва ли можно найти»[930].Замечание Павлова относительно важности передачи донесений секретного агента из Японии имели под собой серьезные основания – разведывательная информация, посланная обычным способом, грозила попасть в руки японских властей. В июле 1904 г. Дессино направил из Шанхая в Иокогаму 40-летнего англичанина Коллинза (H.B. Collins), незадолго перед тем завербованного полковником Огородниковым. Однако первое же шифрованное донесение Коллинза перехватил в Нагасаки японский военный почтовый инспектор, сам агент был арестован и, проведя несколько месяцев в тюрьме, 24 января 1905 г. получил по суду 11 лет каторги. Жалобу Коллинза японский апелляционный суд отклонил[931]
.Наместник предложения Павлова одобрил, дело с Бале сладилось, и начиная с 22 июня 1904 г. раз в неделю в Шанхай на французском пароходе из Иокогама стали приходить его шифрованные донесения. Скоро Бале вполне подтвердил авансы, выданные французским консулом. В годы русско-японской войны он оказался самым ценным секретным сотрудником русского правительства на Дальнем Востоке. Работал Бале один, без помощников, и, вероятно, только благодаря этому для местных властей истинные цели его пребывания в Японии так и остались тайной. Поскольку контракт с «L’Illustration» у Бале истекал, по ходатайству Павлова, переданному через Ламздорфа, посол в Париже Нелидов с помощью французских властей приватно добился превращения французского журналиста в токийского корреспондента куда более респектабельной «Figaro».