Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море

Помимо Матвея Кима и его соратников о состоянии и деятельности японских оккупационных войск в Корее «шанхайскую агентуру» информировали ее тайные агенты-западноевропейцы – военные, дипломаты, журналисты, коммерсанты, бизнесмены, путешественники и миссионеры, которые по тем или иным причинам оставались на полуострове и после его оккупации Японией, в первую очередь – французы. Еще в апреле 1904 г., сделав на пути из Порт-Артура в Шанхай остановку в Тяньцзине, Павлов выслушал доклад полковника Огородникова об организованном им наблюдении за западным побережьем Кореи с моря. Эту задачу выполнял французский коммерсант Вернон, крейсируя на небольшом (250-тонном) 12-узловом пароходе, команду которого составляли европейцы, китайцы и корейцы[964]

. Добытые таким образом сведения полковник телеграфировал в Петербург и в штабы командующего и наместника. Все последующее относительно Кореи руководителю «шанхайской агентуры» пришлось организовывать уже самостоятельно.

Канонерская лодка «Керсэн» (“Kersaint”), стационер французской миссии в Сеуле, дважды в месяц наведывалась в Шанхай, каждый раз привозя Павлову письма от хорошо ему знакомых по прежней службе французских дипломатов – поверенного в делах виконта де Фонтенэ, вице-консула в Чемульпо Берто и других. 1 июля 1904 г. на пути в Европу де Фонтенэ сам заехал в Шанхай и, встретившись с Павловым, рассказал ему о последних сеульских событиях. Кроме того, он ознакомил руководителя «шанхайской агентуры» с текстом очередного личного послания Коджона Николаю II, которое тот вручил ему во время прощальной аудиенции с просьбой передать в Петербург. Вновь указав на притеснения со стороны японцев, корейский император в заключение письма подчеркнул: «Твердо надеюсь, что милостивыми заботами Вашего величества и под великодушным покровительством России счастье и благоденствие Кореи будут обеспечены и существующие дружеские отношения между обоими нашими государствами еще более укрепятся»[965]

.

Незадолго до приезда в Шанхай де Фонтенэ русский камергер возобновил отношения с директором железной дороги Сеул – Ыйджу французcким инженером Г. Лефевром (G. Lefevre). В дальнейшем Лефевр снабжал его важными сведениями о состоянии японского экспедиционного корпуса на полуострове, ходе строительства в Корее новых железнодорожных веток, портовых и прибрежных укреплений, расположении и наполнении японских воинских складов. Несколько корейцев, переодетых японцами, докладывал Павлов главнокомандующему в январе 1905 г., сделали попытку поджечь японские провиантские склады в Чемульпо, «но были схвачены японцами и немедленно казнены»[966]

. Еще один француз, Лапорт, начальник корейской таможни того же порта (Чемульпо), информировал русского камергера о ходе японских морских поставок на полуостров; ценные сведения о текущих событиях в Корее поступали и от других секретных сотрудников «шанхайской агентуры» – французов Мартеля и Шаффанжона, советника корейского двора бельгийца А. Делькуана (А. Delcoigne), немца Больяна. В начале 1905 г. Жан Бале, ненадолго наведавшись из Японии в Корею, познакомился с руководителем дипломатической канцелярии генерала барона Хасегава Йосимити, командующего японскими оккупационными войсками, и сумел в общих чертах выяснить у него и офицеров его штаба «военную программу» Японии в Корее. В изложении французского журналиста ближайшие планы Хасегава выглядели следующим образом: «Под командою этого генерала окончательно будут состоять три сводные дивизии; район его ведения – весь Корейский полуостров и правый берег Ялу до перевала Мо-тен-лин; сосредоточение главных сил – на побережье от Гензана до Сондзына и в нескольких укрепленных пунктах по линии Гензан-Пиньян. До выяснения положения у Мукдена и результатов прихода Балтийского флота характер действий Хасегава будет исключительно оборонительный»[967]

.

Не прошли мимо внимания «шанхайской агентуры» и переброски Японией многочисленных воинских контингентов в Корею в январе – феврале, а затем в апреле 1905 г., как и последующие прибытия сюда менее значительных пополнений. При этом широко и, по выражению Бале, «преднамеренно» распространявшиеся японцами слухи о том, что вновь прибывшие сюда войска предназначены для наступления на русский Дальний Восток, с самого начала были расценены как дезинформация. «Лично Бале относится к сказанному плану кампании на Владивосток скептически, – докладывал Павлов, – и высказывает убеждение, что к осуществлению его во всяком случае не будет приступлено, если японцам не удастся достигнуть решительного успеха над нашей армией под Мукденом»[968].