Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Комиссары Речи Посполитой хотя и заявили, что у них нет инструкций на этот счет и они вообще не могут обсуждать вопрос о избрании преемника при живом монархе («то нам было б от всех государей христианских встыд и бесчестье»), попытались выяснить, на какие уступки пойдет в этом случае русская сторона, в частности, будут ли возвращены в состав Речи Посполитой Великое княжество Литовское, Малая и Белая Русь. Требования возвращения Великого княжества Литовского были сформулированы при этом в крайне резкой форме: «А Великое, де, княжество Литовское от Коруны Польской оторвать никому нелзе, а то б какой был мир, что им, глядячи свои именья в чужих руках, плакати, а самим по чюжим местам скитатися»[487]. Возвращение Великого княжества в состав Речи Посполитой выступало в этих высказываниях как «conditio sine qua nоn» при решении вопроса об избрании царя.

На следующем заседании, 22 августа, была достигнута договоренность, что в связи с новой, создавшейся в ходе переговоров ситуацией послы и комиссары обратятся к своим государям за новыми инструкциями. Помимо снова повторенного комиссарами требования вернуть Великое княжество Литовское под власть Яна Казимира «по ево живот», затрагивался и ряд других вопросов, связанных с планами выбора царя.

Русские послы говорили, что православные церкви и епископы должны «во всякой чести и в вольностях быть попрежнему», добавив к этому, что должна быть ликвидирована заключенная в 1596 г. в Бресте уния, предусматривавшая подчинение православных на территории Речи Посполитой власти папы, а комиссары заявляли, «по ся места короли на Польском королевстве бывали римские веры»[488]. Комиссары также заявили, что не может быть речи о признании наследственных прав Алексея Михайловича и его потомков на польский трон[489]

. Тогда же комиссары подняли вопрос о возвращении в состав Речи Посполитой Запорожского Войска («государю их королевскому величеству Малой Русии и запорожских черкас уступитца нельзя»)[490]. Поскольку стороны должны были обратиться к своим правительствам за новыми инструкциями, все эти высказывания с обеих сторон носили характер предварительного обмена мнениями, но уже сам перечень выявившихся разногласий ясно показывает, что выдвижение кандидатуры царя вовсе не сняло препятствий на пути к заключению выгодного для русской стороны соглашения, как, по-видимому, рассчитывали в царской ставке.

После достижения договоренности об обращении за новыми инструкциями стороны вернулись к обсуждению условий будущего мира. Ход переговоров по этому вопросу, и так достаточно трудных, осложнило поведение австрийских посредников.

Они получили щедрые подарки от царя[491], и «великие» послы ожидали, что они будут выступать на их стороне, но поведение посредников их разочаровало и в своем статейном списке они указывали на «цесарских послов помогательство» полякам[492]. Обвинения эти не представляются обоснованными. На первом этапе переговоров посредники стремились добиться заключения мира, к которому стремилось австрийское правительство. Так как на этом этапе переговоров русская сторона отказывалась идти на какие-либо уступки, то посредники уговаривали именно русских послов отдать часть завоеванных земель[493]

. Однако позиция посредников резко изменилась, когда возник вопрос о избрании Алексея Михайловича на польский трон, в чем Габсбурги совсем не были заинтересованы. На встрече 25 августа посредники заявили, что, если на переговорах речь пойдет о избрании царя, то они «тех речей и слушать не хотят и ис шатра пойдут вон»[494]. Хотя свою угрозу австрийские послы не привели в исполнение, их поведение во время переговоров изменилось. Как отметил в своем дневнике К.П. Бжостовский, посредники призывали представителей польско-литовской стороны быть твердыми, обещая им свою полную поддержку[495]. В итоге у комиссаров Речи Посполитой сложилось впечатление, что посредники ведут дело к срыву переговоров, которые приобрели нежелательный для австрийских интересов характер. В создании у своих восточных границ огромного мощного государства, будущая внешнеполитическая ориентация которого к тому же ясно не обрисовывалась, Габсбурги, конечно, совсем не были заинтересованы.