Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие

В определении жанра оды и в обозначении ее черт и характеристик Державин выступал как восторженный поэт, безоглядный служитель своей музы, не видящий в ней недостатков и отвергающий возможность таковых. Определение жанра не содержало логических суждений, а представляло собой метафоры, яркие образные сравнения, метонимические конструкции. Приведем образцы таких определений: «Истинный и начальный источник оды», писал Державин, – это «все его <человека> окружающее: солнце, луна, звезды, моря, горы, леса и реки»; «первостепенная, священная ода есть самое выспреннее, пламенное творение»; ода «быстротою, блеском и силою своею, подобно молнии объемля в единый миг вселенную, образует величие творца» и др. (285). В силу некритической поглощенности предметом своего наблюдения Державин расширял границы жанра, настаивая, что ода «по некоторым отличиям, в древности носила на себе имя Гимна, Пеана, Дифирамба, Сколии, а в новейших временах иногда она то же, что Кантата, Оратория, Романс, Баллада, Станс и даже простая песня». В определении самого литературного рода лирики Державин не менее восторжен, поэтичен – и неконкретен: «Она есть <…> отлив разгоряченного духа; отголосок растроганных чувств; упоение или излияние восторженного сердца».

Перечень требований, предъявляемых Державиным к оде, огромен – количество положений превышает два десятка позиций. При этом одни требования можно обобщить и сгруппировать, а другие имеют принципиальное значение и заслуживают специального освещения.

Первым пунктом требований стало вдохновение – «живое ощущение, дар неба, луч божества», рожденное «прикосновением случая к страсти поэта»; «не разгорячась и не чувствуя себя восхищенным, и приниматься он за лиру не должен» (285). Вдохновение, по Державину, напрямую связано с пафосом (греч. pathos чувство, страсть, воодушевление): оно возникает, «как искра в пепле, оживляясь дуновением ветра; воспламеняется помыслами, усугубляется ободрением, поддерживается окружными видами, согласными с страстью, которая его трогает, и обнаруживается впечатлением, или излиянием мыслей о той страсти, или ее предметах, которые воспеваются». Ода живет чувственной «высокостью», «выспренностью лирической», что для Державина означало «полет пылкого, высокого воображения, которое возносит поэта выше понятия обыкновенных людей и заставляет их сильными выражениями своими то живо чувствовать, чего они не знали и что им прежде на мысль не приходило» (286). Господствовать в оде должно

«единство страсти, или одно главное чувство».

Не менее важным пунктом программы был вопрос о взаимоотношении в художественном произведении факта и вымысла. Для Державина и сама постановка вопроса, и его решение связаны с требованием правдоподобия: «истина одна дает вымыслам вероятие, а вымыслы истину только украшают». Правдоподобие должно быть воплощено в «блестящих, живых картинах» – это, для Державина, «с природою сходственные виды». При этом образ должен быть и оригинальным, т. е. должен содержать в себе «новость, или необыкновенность чувств и выражений» (288), а также нравоучительным.

Державин акцентировал внимание на понятии вкуса: «Вкус есть судия и указатель приличия, любитель изящности, провозглашатель в рассуждении чувств красоты, а в рассуждении разума истины» (292). «Без его печати, как без клейма досмотрщика», был убежден Державин, значительное произведение искусства, достойное внимания публики, не может быть создано.

В оде Державину претила холодная последовательность «картин» и самого строя суждений и структуры образов. Державин признавал лишь «беспорядок лирический», который характеризовал как ситуацию, когда «разум <поэта> не успевает чрезмерно быстротекущих мыслей расположить логически», поэтому, делал он вывод, «ода плана не терпит». При этом Державин приветствовал «высокий беспорядок, или беспорядок правильный», подчеркивая, что «если не предводит его <поэта> разум, то хотя препровождать должен» (287).

Ряд требований носил композиционно-стилевой и стилистико-синтаксический характер. Ода, по мнению Державина, должна начинаться со «смелого приступа, или громкого вступления». Существенные успехи в изображении «главного предмета», считал поэт, достигаются средствами инверсии. В процессе сложного композиционного формирования оды ее автору, по мысли Державина, следует использовать «отступления, или

уклонения», «перескок» (как «промежуток между понятиями»), «оборот, или обращение», «околичности» (как «переходы к другой материи»), «сомнения

и вопрошения» (как риторические фигуры), «противуположности» (антитезы), «углубления, или усилия» и др.