В Европе Ди-Пи по преимуществу осели в Германии, частично во Франции, о чем существует множество мемуаров, но об их пребывании в Италии практически ничего не известно. Именно об этом и пишет Ширяев в своем грустно-ироническом повествовании. Как правило, проза второй эмиграции беспросветно мрачна: война, то одни лагеря, то другие, с одной стороны СМЕРШ, с другой – Гестапо, и всеобщее бегство русских, украинцев, татар и горцев всех племен от советских «воинов-освободителей». Что их ожидало в Италии? С одной стороны, коммунисты и партизаны с их «Eviva Stalin!», с другой – что-то понимающие, но повязанные соглашениями союзники. В яркой, остроумной книге Ширяева тотальное непонимание между Востоком и Западом приобретает абсурдный, сюрреалистический характер. В 1946 году, когда Ширяев еще на грани выдачи, по заказу он пишет книгу о современной русской литературе, которая тут же выходит по-итальянски. Но вполне либеральный издатель недоволен. Ну что вы пишете – Гумилев расстрелян, Клюев погиб, Есенин и Маяковский покончили с собой! Нас не поймут – вся пресса говорит о расцвете культуры в вашей стране! И Ширяева не поняли – коммунистические власти Венеции за эту книгу выслали его – но, к счастью, не на Восток, а на юг, в Рим. «Врагам народа» удалось спастись: так и возникла еще одна зарубежная Россия, просуществовавшая многие десятилетия, до которой кремлевским «друзьям народа» было уже не добраться.
Часть III
Метаморфозы революций: 1789,1917,1991
Послесловие к Жозефу де Местру и Александру Солженицыну
2011 год стал очередным годом революций: 20-летие крушения СССР совпало с катастрофическими событиями в арабском мире, продолжающимися и по сей день – в Египте, Тунисе, Ливии, чьи последствия по-прежнему трудно предсказуемы. Перечень стран, где революции потенциально возможны – от Кубы, Белоруссии, Северной Кореи, Грузии вплоть до России – растянется на полстраницы…
Несомненным эталоном на все времена остается Великая Французская революция 1789 года, которой до сих пор гордится большинство французов, помпезно отмечающих каждый год 14 июля как главный национальный праздник (правда, в Вандее, наоборот, отмечают юбилей контрреволюции). Российской революцией 1917 г., напротив, мало кто гордится – причины очевидны, о них не следует долго говорить. 1991 – год очередной российской революции и крушения, казалось бы, незыблемой советской империи. На первый взгляд, у этих трех событий не так уж много общего. Если у французской монархии 1789 года и российской Империи 1917 г. все же можно обнаружить немало сходных черт (именно поэтому обе революции сравнивались неоднократно – от Питирима Сорокина до Александра Солженицына), то что общего между монархией Бурбонов и марксистским режимом в СССР середины 80-х? Что схожего в их крушении? Эмпирические различия огромны: скажем, в мононациональной Франции революция разворачивается под национальными знаменами – патриот, демократ, революционер – синонимы. Для большевиков же – «патриоты», «спасители России» – враги революции, у пролетариата нет отечества; 1991 год вновь разводит «демократов» и «патриотов» по разные стороны баррикад. Но внутренние, глубинные закономерности катастрофических событий 1789–1815 гг., 1917–1953 гг. и 1986–2001 гг., их религиозные и метафизические основания на удивление обнаруживают много общего. Питирим Сорокин в своей пространной «Социологии революции» делит все мировые революции – от античных до современных – на два основных этапа: собственно революционный период и период спада и реакции – схема слишком элементарна и совершенно неудовлетворительна. На самом деле новейшие революции проходят более сложный и многоступенчатый путь.
I. Диктатура литераторов
«Литература», которая была «смертью своего отечества»… Этого ни единому историку никогда не могло вообразиться… Еще никогда не бывало случая, «судьбы», «рока», чтобы «литература» сломила, наконец, царство, разнесла жизнь народа по косточкам, по лепесткам… – завертела, закружила все и переделала всю жизнь… в сюжет одной из повестей гениального своего писателя – «Записки сумасшедшего».