В отличие от Франции, в Англии к XV в. не существовало закона о престолонаследии. В этом смысле она как будто напоминает Московское государство, но сходство это совершенно поверхностное. Де-факто в Москве порядок престолонаследия установился — от отца к старшему сыну; другое дело, что, как показывает история с возвышением и опалой Дмитрия Внука, самодержец мог распорядиться престолом по своей воле, которой ничто не препятствовало. В Англии же не было не только формального, но и фактического порядка престолонаследия, поскольку английская корона нередко была объектом борьбы различных сил. Таким образом, троном мог распорядиться не только король, но и его конкуренты — дьявольская разница! При этом каждый захват престола имел обязательное юридическое оформление.
Характерна речь, которую анонимный хронист вложил в уста архиепископа Кентерберийского на коронации Иоанна Безземельного (1199): «Пусть Ваша милость знает, что ни у кого нет права наследовать королевскую власть до тех пор, пока, призвав Святой Дух, он не будет избран благодаря превосходству его достоинств, подобно Саулу, которого Бог поставил над его народом, хотя он не был сыном короля и даже не принадлежал королевскому роду, и подобно Давиду, сыну Иессея, который наследовал ему, потому что первый был достоин королевского сана, а второй — благодаря своей набожности и человечности. Таким образом, очевидно, что тот, кто выделяется во всём королевстве своими способностями, должен быть поставлен править всеми. Но если кто-то в семье покойного короля настолько превосходит других, его избрание должно быть одобрено всеми охотно и незамедлительно». Т. е. королевская власть в идеале должна принадлежать самому достойному человеку в королевстве — вполне демократический дискурс!
Устройство английского средневекового политику-ма (сильные монархи — сильные подданные) породило длительную традицию политических конфликтов/компромиссов. В результате одного из них родилась Великая хартия вольностей (1215), утверждавшая права и свободы баронов и горожан. В частности, там говорилось, что налоги «не должны взиматься в королевстве нашем иначе, как по общему совету королевства нашего», состоящего из «архиепископов, епископов, аббатов, графов и старших баронов». В результате другого возник парламент (1265), ставший местом согласования интересов короны и сословий (дворянства, духовенства, горожан). С начала XIV в. английские короли при коронации давали клятву хранить «законы и обычаи» страны.
Конечно же, неслучайно, что первый европейский теоретик тираноборчества именно англичанин — Иоанн Солсберийский (XII в.), писавший в своём «Поликратике»: «Убить тирана не просто правомерно, но правильно и справедливо. Ибо кто бы ни взял меч, должен от меча погибнуть… поэтому законно поднять оружие против того, кто обезоружил законы, сила общества должна яростно обрушиться на того, кто стремился уничтожить общественные силы». В XV в. юрист Джон Фортескье в сочинении «Похвала законам Англии» одним из первых описал английскую монархию как результат общественного договора: «…король Англии не может по своему произволу изменять законы своего королевства, потому что он господствует над своим народом не в силу одной лишь власти короля, но в силу власти политической… Король поставлен для охраны законов, а также жизни и имущества своих подданных, и власть, которую он имеет, получена им от народа, так что он и не должен претендовать на какую-либо другую власть над своим народом».
Тираноборчество в средневековой Англии было не только теорией, но и практикой. Недаром французы считали, что англичане склонны «менять королей, когда им заблагорассудится». В 1327 г. был низложен король Эдуард II. «В длинном списке выдвинутых парламентом обвинений, зачитанных королю епископом Орлетоном 20 января в замке Кенилуэрт, на первом месте значилась неспособность Эдуарда к управлению государством. Королю также вменялось в вину, что он позволял править вместо себя другим лицам, причинявшим вред народу Англии и её церкви… Многие подданные короля были несправедливо осуждены на смерть, заключение или изгнание. Нарушая коронационную клятву, в которой он обязался „осуществлять правосудие“, Эдуард следовал не истине, а собственной выгоде, позволяя также поступать своим фаворитам. Последнее обвинение превращало низложение Эдуарда II в результат нарушения договора между ним и его подданными»[130]
.