Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Впрочем, один раз, уже при следующем Романове, Земский собор был созван по прямой инициативе «снизу». Но последняя вряд ли состоялась бы, не случись московского восстания в июне 1648 г., часто неправильно называемого Соляным бунтом. Вообще, конец 40-х — начало 50-х годов в России отмечены целой серией городских мятежей: в 1648-м — кроме Москвы — в Томске, Устюге Великом, Соли Вычегодской, в 1650-м — в Пскове и Новгороде. Интересно, что практически одновременно в разных местах Европы происходят мощнейшие социально-политические потрясения, в результате которых сменились или зашатались правящие режимы: революция в Англии (1642–1649), революция в Неаполе (1647–1648), Фронда во Франции (1648–1653), отделение Португалии от Испании (1640–1641), антииспанское восстание в Каталонии (1640–1652), казацкая революция на Украине (1648–1653). В этом ряду городские восстания в России выглядят довольно скромно — как правило, это просто бунты против злоупотреблений местных властей, не выдвигающие политических требований, — за исключением, однако, событий в Москве.

Всё началось с возмущения посадских людей, но не против косвенного налога на продажу соли, отменённого ещё в декабре 1647 г., а против жёстких методов сбора прямых налогов (стрелецких и ямских денег), которые в пору действия соляного налога не взимали, а теперь решили взыскать за пропущенное время. Главным объектом ненависти бунтовщиков был второй человек в государстве, воспитатель и свояк молодого царя Алексея Михайловича боярин Б. И. Морозов, а также его ближайшие помощники Леонтий Плещеев и Пётр Траханиотов. Разъярённая толпа требовала от юного монарха их крови, и он был вынужден целовать крест, что выполнит народную волю, отмолив только дорогого для него человека — Морозова. Но ни на жизнь, ни на прерогативы самодержца бунтовщики не покушались, антимонархические лозунги в их дискурсе отсутствовали.

Это отчасти напоминает французскую Фронду, участники которой также клялись в верности малолетнему Людовику XIV, а виновником всех зол называли первого министра — кардинала Мазарини. Сходства добавляет временное изгнание и новое возвращение к власти — как Морозова, так и Мазарини.

Более того, И. Л. Андреев находит в Москве 1648 г. своих аристократов-«фрондёров» — боярина Н. И. Романова, двоюродного дядю царя Алексея, и князя Я. К. Черкасского, — использовавших народный бунт для устранения своего конкурента Морозова и выступивших в качестве посредников между посадом и царём[252]

. Но уже здесь хорошо видна большая разница между Россией и Францией. Московские «фрондёры» не имели политической субъектности: интриги Романова и Черкасского и военные действия армий французских принцев-оппозиционеров — явления разного порядка. Принцев могли арестовать и подвергнуть заключению, но с ними потом вели переговоры и заключали перемирия, бояре же всегда оставались лишь государевыми слугами, самое дерзкое, что они могли себе позволить даже в разгар общественной нестабильности, — демонстративно не явиться ко двору или отказаться от назначения на воеводство в провинцию.

Не являлась, по сути, политическим субъектом и московская бунтующая толпа, спонтанная и аморфная, не имеющая организующего центра. У парижской Фронды таким центром стал Парламент, формулировавший требования мятежных парижан на языке закона и отстаивавший их на переговорах с верховной властью. Да и сами по себе парижские обыватели были достаточно структурированной силой, ибо охрана порядка в городе находилась в руках городской милиции: «Париж, уже тогда насчитывавший до 500 тыс. жителей, делился на 16 больших кварталов во главе с квартальными, представлявшими гражданскую власть, и в каждом из таких кварталов был свой полк милиции под командованием полковника. Большие кварталы делились примерно на 10 малых (dizaines) во главе с десятниками (dizainiers); соответственно полки делились на роты с капитанами, и именно на этом уровне принимались оперативные решения. По различным оценкам, в Париже было 130–150 рот, в каждой из которых числилось по несколько сот человек, так что город мог выставить внушительный корпус в 30–50 тыс. вооруженных жителей. Регламент ратуши от 15 января 1649 г., составленный во время обороны Парижа [от королевских войск], перечисляет 127 рот, распределённых по периметру городских стен с 17 воротами. Старшие офицерские должности в милиции в основном принадлежали судейской элите, младшие могли удовлетворить честолюбие зажиточных буржуа»[253]. В Москве городская милиция как институт отсутствовала.