Ружье

'«Том Подгляда» — по преданию, граф Мерсийский наложил непосильный налог на жителей Ковентри. Когда его жена, леди Годива, заступилась за них, граф пообещал отменить налог, если она осмелится в полдень проехать обнаженной через весь город. Чтобы не смущать ее, все жители закрыли ставни своих домов. Один только портной Том стал подсматривать в щелку и был тут же поражен слепотой.

— Да, первая, сцена любви. Но разве это не вероятно?

— Все вероятно, когда имеешь дело с убийством, — ответил Карелла.

Синди в недоумении подняла брови:

— Мне кажется, это не очень научный подход к делу.

— Так и есть, — кратко заключил Карелла без малейшего намерения нагрубить и лишь потом неожиданно понял, что его слова прозвучали довольно резко.

— Простите, что отняла у вас столько времени, — Синди порывисто вскочила, на лице ее застыло холодное непроницаемое выражение. — Я просто думала, что вам будет интересно знать…

— Вы не допили кофе.

— Спасибо, но у вас очень скверный кофе, — ответила Синди, гордо расправив плечи и глядя на него сверху вниз с гневным вызовом.

— Вы правы, кофе скверный.

— Ну и?

— Так вот, он считает, что и в одном и в другом случаях побудительные мотивы в принципе те же.

— И что же это за… побудительные мотивы?

— Реакция на детские впечатления от первой сцены любви.

— Первой сцены любви?

— Да.

— А что это такое — первая сцена любви? — невинно спросил Карелла.

— Половые сношения между родителями, — не моргнув глазом ответила Синди.

— A-а. Теперь понял.

— Преподаватель говорит, что все дети подглядывают, но каждый старается сделать вид, что он не подглядывает. У снайпера есть отличительный признак — это винтовка, обычно с оптическим прицелом, — но действия его так же скрытны, как в детстве: подсмотреть и остаться незамеченным, сделать и улизнуть непойманным.

— Ясно.

— Он считает, что, в сущности, действия снайпера сексуально агрессивны. Реакция на виденную в детстве первую сцену любви может проявиться невротически либо как мания подглядывания, либо, наоборот, как страх

самому стать объектом таких наблюдений. Но мотивация, в. принципе, та же: что у снайпера, что у того, кто подглядывает. Оба прячутся, действуют украдкой, исподтишка. Для обоих эти действия — половое возбуждение, а часто удовлетворение, — Синди потушила сигарету и невинно уставилась на Кареллу ясными голубыми глазами. — Что вы об этом думаете?

,— Г-м… не знаю.

— Рада, что наши мнения совпадают хоть в этом.

— Я не заметил, что они вообще в чем-то расходились.

— Поймите, я просто хотела помочь.

— Очень вам признателен.'

— Видимо, я глубоко заблуждалась, считая, что современных полицейских заинтересует, воздействию каких психологических сил подвержено сознание преступника. Мое воображение…

— Оставьте, — перебил ее Карелла. — Вы слишком милы и молоды, чтобы сердиться из-за какого-то тупого полицейского.

— Я не мила и не молода, а вы вовсе не глупы.

— Вам же всего девятнадцать.

— В июне будет двадцать.

— Но почему же решили, что вы не милы?

— Потому что видела и слышала слишком многое. ^

— Ну, например?

— Ничего интересного, — отрезала она.

— А правда, Синди?

Синди схватила со стола книги и крепко прижала их к груди.

— Мистер Карелла, сейчас не викторианская эпоха. Не забывайте, пожалуйста.

— Постараюсь. И все же, объясните, что вы имеете в виду?

— А то, что в наше время большинство семнадцатилетних уже видели и слышали все, что только можно увидеть и услышать.

— Как же это должно быть скучно, — заметил Карелла. — И что вы делаете, когда вам восемнадцать? Или девятнадцать?

— Когда вам девятнадцать, — ответила Синди ледяным голосом, — вы приходите к полицейскому, который первым сказал вам, что вашего отца нет в живых. Вы ищете его в надежде сообщить что-то, чего он, возможно, не знает и что может ему пригодиться. Но в результате, как это всегда случается, когда имеешь дело с так называемыми взрослыми, вас постигает страшное разочарование, потому что вас не хотят даже выслушать.

— Садитесь, Синди. Итак, что вы хотите сказать мне о нашем снайпере? Если, конечно, это действительно снайпер.

— Человек, стреляющий по людям с крыш, конечно, же…

— Не обязательно.

— Но так убиты уже двое.

— Если это он их убил обоих.

— Газеты писали: такая же винтовка и тот же калибр…

— Это может говорить о многом, а может и ничего не значить.

— Неужели вы серьезно считаете; что это совпадение?

— Не знаю, что и сказать, кроме того, что мы стараемся не упустить ни одной вероятности. Послушайте, сядьте, пожалуйста, а то вы начинаете действовать мне на нервы.

Синди стремительно села и швырнула на стол свои учебники. Возможно, за девятнадцать лет она действительно видела и слышала все, что можно, но в эту минуту больше походила на девятилетнюю.

— Итак, — сказала она, — если моего, отца и того другого убил один человек и если он снайпер, думаю, вам обязательно следует учесть вероятность половой мотивации в его действиях.

— Да уж непременно.

Синди опять подскочила и стала собирать свои книги.

— Детектив Карелла, вы надо мной просто издеваетесь, — сердито проговорила она, — и мне это совершенно не нравится!