Ружья Авалона

Я перепрыгнул через придорожную канаву, продрался сквозь густой кустарник, преодолел довольно крутой подъем и очутился на вершине холма. Крик повторился, послышались какие-то непонятные звуки: я увидел внизу Черную дорогу, на которой футах в ста пятидесяти от обочины разыгрывалась странная сцена. Если б не огонь костра, можно было бы подумать, что передо мной мелькают кадры черно-белого кино. Женщина в белом с черными распущенными волосами, ниспадающими до талии, была привязана к черному дереву, и у ее ступней дымились черные головешки. С полдюжины мужчин, волосатых альбиносов, либо голых, либо срывающих остатки одежд, приплясывали, бормоча и ухмыляясь, тыкали в женщину палками, раздували костер и все время хватали себя между ног. Ее длинное белое платье, изодранное в лохмотья и обнажившее пышную фигуру, начало тлеть, а лица я разглядеть не мог из-за дыма. В мгновение ока я спустился с холма, одним прыжком перемахнул через высокую черную траву, побежал вперед и бросился на волосатых уродов, снеся первому голову с плеч и проткнув шпагой второго. Остальные повернулись ко мне, угрожающе махая палками и что-то крича. Грейсвандир засверкала, как молния, и в несколько секунд с бандитами было покончено. Трупы валялись на черной земле, и жидкость, вытекавшая из них, тоже была черной. Я резко повернулся, расшвырял костер ногой, подошел к женщине и, взмахнув шпагой, перерезал стягивающую ее веревку. Рыдая, она упала в мои объятия. Только тогда я заметил ее лицо, вернее, его отсутствие. На ней была маска, овальная и гладкая, с отверстиями для глаз.

Я отвел женщину подальше от горящих ветвей, и она прижалась ко мне всем телом, тяжело дыша. Подождав для приличия несколько секунд, я попытался осторожно высвободиться из ее объятий, но безуспешно. Для женщины она была на удивление сильна.

— Успокойтесь, не надо, все будет в порядке, — пробормотал я стандартные в таких случаях слова, но она не ответила, лишь прижалась еще сильнее и начала ласкать — грубо, искусно, вызывая вполне определенное возбуждение, которое меня в первый момент озадачило. С каждой секундой она становилась все желаннее. Я вдруг понял, что провожу рукой по ее волосам, глажу податливое тело.

— Успокойтесь, — повторил я. — Кто вы? Почему вас хотели сжечь? Как вы сюда попали?

И вновь я не получил ответа. Она перестала плакать, но дышала тяжело — правда, совсем по другой причине.

— Зачем вы надели маску? — И попытался снять ее, но женщина резко откинула голову.

Впрочем, я не придал этому никакого значения. Понимая рассудком, что возникающая страсть нелепа, я был так же беспомощен, как боги эпикурейцев, и хотел одного — обладать этой женщиной, причем немедленно. Затем мне показалось, что Ганелон громко меня зовет, и я хотел было повернуться, но она удержала меня. Я был просто поражен ее силой.

— Дитя Амбера, раздался голос, знакомый и незнакомый в одно и то же время. Мы твои должники, и сейчас ты будешь весь наш.

Словно издалека я слышал крики Ганелона, обрушившего на мою голову поток отборной матерной ругани. Я напряг мускулы и почувствовал, как ослабевает и разжимается кольцо ее рук. Затем я сорвал с нее маску. Когда я освободился, женщина коротко, зло вскрикнула, а после того, как маска оказалась в моей руке, сказала всего четыре слова, оказавшиеся ее последними:

— Амбер должен быть разрушен!

Под маской лица не было, одна пустота. Сама она — оно — исчезла. Белое платье упало на землю. Повернувшись, я увидел, что Ганелон лежит на обочине Черной дороги, и ноги его неестественно вывернуты. Он рубил шпагой направо и налево, но я не понял, что случилось, и быстро побежал к нему. Высокая черная трава, которую я перепрыгнул, бросившись на крик о помощи, крепко обвила лодыжки и бедра моего спутника. Правда, ему удалось частично освободить правую ногу, но трава кидалась, как зверь, пытаясь поймать руку со шпагой. Я пустил в ход Грейсвандир, встал позади Ганелона и тут только заметил, что все еще держу маску. Я бросил ее на черную землю, и она задымилась. Я взял Ганелона под мышки и оттащил от обочины. Трава сопротивлялась, не желая уступать, но я оказался сильнее. Он с трудом встал, опираясь на меня, и воскликнул, хлопая себя по бедрам:

— Мои ноги! Они как мертвые?

Я помог ему добраться до фургона, и Ганелон уцепился за его борт.

— Щекотно, — заявил он, топая ногами. Кажется, я начинаю что-то чувствовать… О-о-оо!

В конце концов он с трудом взобрался на козлы и я сел рядом. Ганелон вздохнул.

— Вроде бы полегчало, — сказал он. По-моему, онемение проходит. Эта дрянь высосала из меня все силы. А у вас что случилось?

— Ты оказался прав. Это проклятое место.

— Что будем делать?

Я взял вожжи в руки и отпустил тормоз.

— Поедем, никуда не сворачивая. Мне надо кое-что выяснить. Держи шпагу наготове.