— Значит, жди неприятностей? — спросил он.
— Все может быть.
Мы слезли с крыши фургона.
— Давайте накормим лошадей, а заодно позаботимся о собственных желудках, — предложил Ганелон.
— Только не здесь.
Мы устроили привал у подножия холма и отдыхали около часа, разговаривая об Авалоне. О Черной дороге не было сказано ни слова, хотя она не выходила у меня из головы. Впрочем, чтобы сказать что-то определенное, надо было получше ее рассмотреть. Мы основательно перекусили, вновь забрались на козлы, и я взялся за поводья. Отдохнувшие лошади весело зацокали копытами. Ганелон сидел слева от меня и болтал без умолку. Я только теперь понял, как дорог был его сердцу Авалон. Он успел побывать на местах своих бывших стоянок, где его шайка скрывалась после разбоя, обошел поля сражений, где выиграл битвы. Я был тронут. Плохое и хорошее так удивительно сочетались в этом человеке, что ему следовало родиться амберийцем. Миля уходила за милей. Черная дорога приближалась, и внезапно я почувствовал сильное давление на мозг. Я прервал Ганелона на полуслове и резко сказал:
— Возьми вожжи.
— Что случилось?
— Потом. Возьми вожжи. Скорее!
— Мне погонять?
— Нет. Едем как ехали. И, ради бога, заткнись хоть на минуту.
Я закрыл глаза, положил голову на скрещенные руки, опустошил мозг и воздвиг стены вокруг этой пустоты. Никого нет дома. Перерыв на обед. Прием окончен. Сдается внаем. Занято. Частная собственность. Осторожно, злая собака. Скользко, если мокро. Полностью разрушен, восстановление невозможно…
Давление прошло, возобновилось с новой силой, вновь прошло, вновь возобновилось. Каждый раз я блокировал попытку контакта. Затем меня оставили в покое.
— Порядок, — сказал я и, облегченно вздохнув, принялся тереть глаза.
— В чем дело?
— Кто-то пытался со мной связаться способом, тебе не понятным. Голову даю на отсечение, это был Бенедикт. Он наверняка все разнюхал и теперь бросится за нами в погоню. Дай мне вожжи.
— Он нас догонит?
— Думаю, нет. Мы отъехали достаточно далеко, и как только у меня перестанет рябить в глазах, я займусь Отражениями.
Я взял вожжи. Мы все ближе и ближе подъезжали к Черной дороге. Через некоторое время мы оказались рядом с ней.
— Знакомая картина, нарушил молчание Ганелон. — Повсюду струйки тумана, и если смотреть пристально, кажется, что краешком глаза видишь какое-то движение.
Я закусил губу. Меня бил озноб. Я пробовал найти такое Отражение, где Черной дороги не было бы, но у меня ничего не получалось. Когда пытаешься уйти на Отражения из Амбера, возникает такое ощущение, что ты уперся лбом в каменную стену. Чувство, которое появилось у меня сейчас, было другим: я испытывал сопротивление, преодолеть которое казалось невозможным. Мы шли по Отражениям. Солнце поползло с запада на восток, наступил полдень (мне не хотелось находиться рядом с этой черной гадостью в темноте), небо посветлело, деревья стали выше, на горизонте сверкали пики гор. Неужели Черная дорога пролегла по всем Отражениям? Не я ли был виноват в том, что она появилась? К черту!
Мы ехали вдоль Черной дороги довольно долго. Вскоре до нее осталось сто футов. Пятьдесят… Я натянул поводья. Вытащил трубку, набил ее, закурил и выпустил облако дыма. Чемпиону и Огнедышащему явно не понравился черный пейзаж. Они ржали и пытались свернуть в сторону. Черная дорога пересекла наш путь. На ее обочине росла густая высокая черная трава. Вдалеке виднелись огромные черные валуны. Непроницаемым туман лежал в низинах, струйками поднимался от земли. Темное небо казалось каким-то грязным. На Черной дороге царила мертвая тишина, будто она, словно зверь, замерла, подстерегая добычу. Затем раздался пронзительный крик. Женский голос звал на помощь. Уловка, старая как мир? Он донесся из-за холмов справа и показался мне неправдоподобным. Впрочем, кто знает? Я мог ошибаться. Бросив поводья, я соскочил с фургона и выхватил Грейсвандир из ножен.
— Пойду посмотрю, в чем дело.
— Возвращайся скорее.