Рыбки в пятнах света

Глава 11

Я чувствую, что мне не хватает воздуха, встаю, приоткрываю жалюзи на окне и сажусь на подоконник.

Делаю это отчасти и потому, что трудно смотреть Аки в глаза.

Достаю сигарету и быстро закуриваю.

Выпускаю в окно воздух из легких, смешанный с табачным дымом. Деревья в парке пышно разрослись, в ночном воздухе ощущается тяжесть, какая стоит в разгар лета. Уличные фонари заливают белым светом пустые скамейки, круглый циферблат часов белеет во мраке, напоминая обращенное на меня лицо.

Теплый влажный воздух ласкает щеки, но совершенно не остужает пылающее жаром лицо.

Я понимаю, что возвращаться к пережитому нами аду не имеет никакого смысла, но видеть ее такой… когда она больше не может улыбнуться мне своей наивной, простодушной улыбкой… Все это дает почувствовать, насколько чудовищна моя потеря.

«Хиро, ты…»

Невысказанные ею в тот вечер слова – это и мои слова тоже. Они вбили между нами клин, который невозможно убрать. Ни она, ни я так и не произнесли до конца начатую фразу, но боль от этого и сейчас сидит где-то глубоко внутри.

Я сел тогда напротив нее в кухне, за окном шумел дождь, и тупо, как идиот, смотрел, как она плачет.

Хотя надо признаться – в тот момент я был счастлив.

Я понял, как сильно я ревновал ее к Юдзи Такасиро. Помню, какую невероятную радость я испытал от того, что она отдала предпочтение мне, а не Юдзи.

Это не значит, что я не чувствовал за собой вины из-за своего жуткого торжества. Смотрел на ее дрожащие плечи и думал, что любовь иногда может приобретать формы, внушающие чувство, близкое к ужасу.

И все же, слушая шум дождя, я был вне себя от счастья, глубокого, пробирающего до мурашек и лишь на волосок отделявшего меня от кошмара.

Разумеется, я понимал, что на следующий день моя радость сменится адом. Поэтому мне хотелось хотя бы один вечер напиться этой радостью допьяна. Чтобы на сетчатке моих глаз отпечатался образ Аки, ради меня корчившейся в страданиях.

Светало, дождь стих, и мы разошлись спать по своим комнатам. Даже засыпая, я все еще находился в состоянии идиотского восторга.

Проснувшись утром, я начал собираться на работу. Все как обычно.

Но стоило увидеть сестру, занятую приготовлением завтрака, как отголоски моего ночного настроения улетучились в одно мгновение.

Она не поднимала на меня глаз.

Каждая пора ее тела источала раскаяние, стыд, страдание, протест.

На меня словно вылили ведро холодной воды.

Я вышел из дома в смятении. Какое счастье, что именно в эту субботу мне надо было быть на работе.

Только отойдя от дома, я смог спокойно осознать наше положение.

Мы оказались в кошмарной клетке, из которой невозможно выбраться.

Что же это такое?!

Я был в ужасе.

Я жил с человеком, которого любил. И этот человек ждал меня дома.

И именно поэтому я больше не мог там находиться.

На работу я явился, так и не опомнившись до конца. В офисе оказалось всего несколько человек – их, как меня, вызвали срочно, поэтому все были одеты кто во что горазд, без галстуков. Я тут же, ни слова не говоря, занялся обработкой данных.

Офис показался мне неестественным и мрачным. Возможно, потому, что в рабочие дни все сотрудники ходят с сияющими лицами, их жизнь – здесь, в офисе, в выходные же она перемещается за пределы этих стен.

Непривычная обстановка в офисе делу не мешала – я выполнял свою работу машинально, на автомате, но душой, конечно, находился совсем в другом месте. Перед глазами все время вставала Аки, от которой я ушел утром так, будто пустился в бега. Меня буквально трясло от этой картины. В перерыв я отправился пообедать в кафе, находившееся в соседнем офисном здании. Вокруг были совсем не те люди, которых я видел здесь в будни, от этого ощущение нереальности происходящего опутывало меня как паутиной.

Почему-то я до сих пор помню стоявшую передо мной картину, помню очень четко, словно обозреваю ее с высоты. Вижу себя, застывшего под высоким потолком за отполированной до блеска стойкой с пустой чашкой в руке.

А вокруг оживленное, радостное от наступившего уикенда многолюдье: целые семьи, группы женщин, старики, приехавшие в Токио повидаться со старыми друзьями. И только место, где сидел я, окружало безмолвие. Я как будто оказался в вакууме, отделенном от остальных невидимой стеной. Шум, стоявший в кафе, до меня не долетал. Это было как в немом кино. В огромном мире, казалось, существовало только кафе, где сидел я, и квартира, где находилась она. Как же мы будем жить дальше, когда я вернусь туда?

Вся радость от победы, переполнявшая меня минувшим вечером, постепенно сменялась страхом. Я словно проваливался в зыбучий песок, знал, что он поглотит меня, но не мог пошевелиться. Сло́ва произнести не мог.

В первый раз в жизни я ненавидел ее. Если бы она не сказала тех слов, мы могли бы начать этот день как обычно, будто ничего не случилось.

Я понимал, что во мне говорит эгоизм, но не мог устоять перед желанием свалить все на нее. Это она виновата, не я. Она нарушила баланс, в котором мы существовали.

Постепенно приближался конец рабочего дня. А это проблема.

Еще два-три часа, и всё. Оставаться в офисе причин не будет.