Рыболовы

Егеръ шелъ. Охотникъ двигался за нимъ сзади.

Перепела

Изъ ольховой заросли на дорогу, ведущую по топкому мсту и сплошь изрытую колесами вышли егерь Холодновъ и охотникъ, коренастый маленькій человкъ съ подстриженной бородкой, въ порыжлой пиджачной парочк и обыкновенной городской фуражк, которую такъ любятъ петербургскіе дворники и мелкіе приказчики. Охотникъ былъ весь въ грязи. Сапоги, затянутые выше колнъ ремнями, были мокры и къ нимъ прилипли цлые комки болотнаго ила. Разумется, у пояса неизбжная фляжка. Черезъ плечо на зеленой тесьм двустволка хорошая и у пустаго яхташа дикая утка, прившанная за ноги. И егерь, и охотникъ были съ раскраснвшими лицами и отирали потъ платками. Охотникъ особенно усердно утюжилъ себ платкомъ и лицо, и щею на затылк и подъ бородой. Бжала собака, обнюхивая кочки. Охотникъ говорилъ:

— Намучились на сто рублей, а дичи и на двугривенный не несемъ.

— Утку убили, ваша милость, такъ чего-жъ вамъ еще! — отвчалъ егерь.

— Что утку! Эту утку по настоящему и сть-то нельзя. Отъ нея рыбой пахнетъ.

— Въ квасу настоящимъ манеромъ вымочить, такъ все-таки жаркое. Суховато будетъ, но сть можно.

— Этой утки намъ и не попахнетъ. У меня ceмейство-то самъ-шесть. Жена, мать старуха, трое ребятишекъ.

— Вторая-бы утка была, да вотъ собака-то ваша…

— Да, да… Воды, подлая, страсть какъ боится. Въ воду хоть ты ее заржь не пойдетъ. Еще если такъ вотъ, что только по брюхо вода — она, анаемская тварь, бгаетъ, а чтобы плыть, когда глубоко — ни за какія коврижки. Ужъ сколько я черезъ нее дичи зря потерялъ.

— Учить надо, сударь.

— А ты вотъ возьми да и выучи. Я-бы теб за это полдюжины носовыхъ платковъ изъ нашей лавки.

— Что-жъ, выучить можно. А на платкахъ благодаримъ покорно. Да вотъ еще что. Все я у васъ хотлъ попросить парусины на штаны. Парусина такая есть крпкая…

— Можно и парусины, только собаку поставь на настоящую точку. Я вотъ теб собаку оставлю на недльку.

— Собака будетъ дйствовать. Это что!.. Мы изъ нея эту упрямую-то шерсть выколотимъ.

— Ты мн, Холодновъ, такъ, чтобы ужъ она и всякія штуки умла. Вонъ у актера Голубцова собака трель поетъ, сама у парадной двери въ колокольчикъ зубами звонится, съ ружьемъ на караул стоитъ. Чудной песъ. Дашь ей, къ примру, кость и только скажешь: «Гамлетъ… Жидъ лъ». Ни въ жизнь не тронетъ. А у меня что за собака! Три хворостины объ нее обломалъ — не идетъ въ воду за уткой, да и все тутъ. Такъ вотъ, Холодновъ, ты ужъ со всякими штуками ее постарайся обучить.

Егерь гордо посмотрлъ на охотника и съ презрительной улыбкой покачалъ головой.

— Нтъ, со штуками я не могу обучать, — далъ онъ отвтъ.

— Отчего? А еще хвастался, что какой-то знаменитый егерь!

— Сорокъ пять лтъ егеремъ. Тридцать одинъ годъ господину Расколову выслужилъ. Спросите старинныхъ охотниковъ — вс Холоднова знаютъ. Да вотъ графъ Алексй Павловичъ Захаринъ. Впрочемъ, нтъ… этотъ старичекъ уже померши. Ну, вотъ еще генералъ Панталыковъ. Этотъ должно быть еще живъ, хоть ужъ и древній старичекъ. А то ихъ сіятельство Петръ Львовичъ Устимовичъ… Этотъ тоже, надо статься, живъ. Они помнятъ Расколовскую охоту, помнятъ и егеря Холоднова. Они вс скажутъ, какой я егерь.

— Такъ отчего-же ты со штуками пса не хочешь обучить?

— Оттого, ваша милость, что я не умю. Я знаю охотничью собачью науку, знаю такъ собаку обучить, чтобъ она стойку длала, для охоты была пригодна, а штуки разныя, чтобы трель собак пть и въ колокольчикъ зубами звониться, для охоты не требуются. Зачмъ для охоты такая собачья музыка!

— Да просто для удовольствія. Вотъ гости придутъ — я сейчасъ и покажу имъ, какія штуки моя собака выдлываетъ, — старался пояснить охотникъ.

— Тогда вы вашу собаку акробату въ циркъ отдайте, а не егерю, — стоялъ на своемъ егерь. — Акробатъ акробатство знаетъ, онъ этому самому первый специвалистъ — вотъ онъ и собаку акробатству обучитъ. А егерь — нтъ… Егерь не для того существуетъ, чтобъ собакъ въ колокольчики звониться пріучать. Нтъ… Насчетъ этого ужъ увольте.

Въ голос егеря ясно звучала обидчивость. Охотникъ пристально посмотрлъ на него и спросилъ:

— Съ чего ты обидлся-то?

— Позвольте… Да какъ-же не обидться-то? Я егерь, настоящій прирожденный егерь, первымъ господамъ на охот служилъ, а вы вдругъ хотите, чтобы я акробатскимъ штукамъ собаку училъ.

— Ничего тутъ нтъ обиднаго.

— Да какъ-же не обидно-то, помилуйте! Вдь вотъ вы теперича купецъ и специвалистъ, чтобы въ лавк торговать, а вдругъ я вамъ скажу: или помойную яму выгребать. Нешто это вамъ не обидно будетъ?

— Ну, какое-же тутъ сравненіе! Это совсмъ другая вещь.

— Нтъ, сударь, какъ возможно! Совсмъ тоже самое. Зачмъ я буду супротивъ своей специвальности? Надо вамъ собаку на настоящую точку для охоты поставить — я вамъ поставлю и собака будетъ шелковая, а чтобы въ колокольчики звониться — нтъ.

— Да ну тебя! — снисходительно проговорилъ охотникъ. — Поставь ужъ хоть для охоты-то…