Рымба

Закончилась первая вахта лесорубов, и, пока лед не ослабел, они отбыли домой. Забрали с собой топоры и пилы, потащили трактором бытовку на санях и скрылись в снегах, растворились в синеве дальнего берега, словно их и не было. Тепло проводили их рымбари, снарядили в дорогу икрой и горилкой и остались ждать и глядеть, как истает лед, утечет в воду снег вместе с грязью и зазеленеет остров ольховой да березовой дымкой, зацветет мать-и-мачехой и одуванчиком. Ждать и глядеть, когда прибудет олигарх Рождественский, или как его там, и решит, строить здесь курорт, турбазу или ограничиться охотничьим домиком.

Пока шел ремонт церкви и рубился лес на дом, в Рымбу частенько заезжал главный охранник олигарха, точнее глава его службы безопасности, нелегальный контрразведчик Игорь. Известно ведь, говорил Слива Мите и Волдырю, что уж эти-то сотрудники бывшими не бывают, а являются либо действующими, либо законспирированными. Никто не знал ни фамилии Игоря, ни даже его отчества, только терла глаз его добрая усмешечка под аккуратными усами да задумчивый прищур, седоватые виски и ухоженные ногти. «Быть можно дельным человеком…» – пробормотал как-то случайно Волдырь, но, откуда это, вспомнить не смог.

Раз в неделю Игорь прилетал на снегоходе, как на звездолете, и всегда заходил на чай к Любе с Митей. Откуда и время-то у него на это берется, удивлялись мужики, будто нету других дел. Поначалу он был недоволен тем, что лесорубы взялись помогать рымбарям с ремонтом, но Люба вроде бы убедила его с помощью блинов и скромных улыбок, что ремонт дешевле новостройки, хотя это и не совсем так, если честно.

И все же напряжение росло. Митино терпение кончалось, Слива устал каждый раз прятаться на чердаке и ждать, что его обнаружат. Да и Любе надоело улыбаться под жирным взглядом, а Вера вовсе перестала выходить из своей комнаты, заслышав бархатный тембр суперагента. А главное, всех маяла неопределенность. Но в конце концов весна пришла, а вместе с ней пришла и почта.

Солнечным майским днем, когда озеро темно-синее, а теплый ветерок над ним можно увидеть и даже погладить, к Митиному берегу причалила моторная лодка. Правил ею участковый Витюша, по форме и почему-то в фуражке вместо кепи. С кокардой и красным околышем. Он держался за рукоятку мотора, пряча глаза под козырьком. А еще в лодке сидел и другой офицер, но не в синей, а в зеленой форме. Военный, стало быть. Когда они выбрались на досочки причала и повернули напряженные лица к дому, у Любы, глядящей в окно, екнуло сердце.

– Мить, выдь, спроси, чего им. – В горле у Любы пересохло, и она поперхнулась.

Митя накинул рабочую куртку, вышел с непокрытой головой во двор и увидел, что Витюша, сгорбившись, швартует лодку, а офицер идет навстречу с какой-то бумажкой в опущенной руке.

– Что стряслось, товарищ майор? – издалека громко спросил Митя.

Майор подошел и отдал честь, приложив плотно сжатые пальцы к козырьку фуражки.

– Заместитель военного комиссара майор Субботин! – представился он и замолчал.

Митя задержал дыхание.

– Дмитрий Иванович! – снова начал было майор, но осекся и просто протянул бумажку Мите.

Митя взял листок телеграммы, пробежал глазами и огляделся вокруг. Увидел спешащего к ним Волдыря и сказал:

– Дай-ка папиросу, Владимир Николаевич!

Волдырь выдернул бумажку из Митиной руки и вложил вместо нее папиросу. Сощурился, попытался прочитать на вытянутой руке:

– Нет, не вижу ничего… Что со Стёпкой?

– Погиб. В бою. Выполняя приказ командования… – Майор говорил все тише и закончил почти шепотом.

Несколько секунд все молчали, потом Волдырь спросил майора:

– Когда привезут?

– Завтра, – ответил тот и добавил, обращаясь к Мите: – Нужно… я должен представиться и сообщить вашей жене.

– Митя, пойдем домой, к Любе, – сказал Волдырь.

Он подождал, пока Митя сделает шаг к дому, и пошел рядом. Майор Субботин зашагал следом. Витюша остался на причале делать вид, что никак не может привязать лодку.

Возле крыльца Митя вдруг опустился на корточки, упер локти в колени и закрыл лицо руками. Субботин, хмурясь и играя желваками, обошел его, поднялся на крыльцо и шагнул в дом. За ним вошел Волдырь.

– Разрешите? – спросил майор при входе. – Здравствуйте. Заместитель военного комиссара майор Субботин.

Люба, сжав пальцы в замок, сидела за столом лицом к дверям. Глаза ее были черны.

– Уважаемая Любовь Закировна. Ваш сын, Неверов Степан Дмитриевич, девятнадцатого мая погиб в бою… выполняя приказ командования…

Люба кивала, но почти ничего не слышала и не понимала, только глядела то в лицо говорившего, то на телеграмму, которую он положил перед ней на стол. Из комнаты Веры донесся странный звук, похожий одновременно на тихий вой и на стон. Люба встала и вышла из кухни.

– Побудь здесь пять минут, а, командир? – попросил Волдырь. – Я сейчас!

И он, хромая, побежал к Манюне. Митя все так же сидел у крыльца и сжимал уши ладонями, а Манюня уже спешила Волдырю навстречу с холщовой сумкой в руках. На полдороге они встретились, она вытащила из сумки пузырек с какой-то настойкой и сунула ему в руки: