Ремесло этих людей сразу угадывалось по их внешнему облику. Блез окаменел. Ему дана неделя отсрочки, однако, если в тюрьме предпочли пренебречь ею, то спасения ему нет.
Все же он сумел унять дрожь в голосе и спросил спокойно:
- А это кто такой - мэтр Тибо?
Тот, к кому он обращался, хихикнул:
- Вот сейчас и узнаешь. Тебе он покажется интересным - да-да, интересным.
Мишле запротестовал:
- Но я-то вам не нужен. Меня и на допрос ещё не водили.
- Ты особенно нужен, приятель, - сказал человек, хватая Мишле за плечо.
Они вышли из камеры; дневной свет, хотя и тусклый в этот час, показался им настолько резким, что они зажмурили глаза. Затем спустились по лестнице, ведущей вниз, на мощенный камнем двор. Несколько солдат, набрасывающих подковы на колышек, прервали игру и уставились на них. Один расхохотался и ткнул пальцем в их сторону, но кое-кто покачал головой.
Дверь в основании цитадели открывалась на лестницу, идущую далеко вниз. Затем последовал высеченный в скале коридор, от которого в обе стороны отходили ответвления. Здесь стояла мертвая тишина, хотя, вероятно, за низкими входами в подземелья текла какая-то жизнь. Наконец коридор закончился у тяжелой двери, которую один из стражников открыл, а затем с гулким стуком захлопнул, когда они переступили порог. Две-три ступени вели вниз, в помещение со сводчатым потолком, полное странных предметов.
Это была мастерская мэтра Тибо. Блез с первого взгляда узнал некоторые орудия пыток - дыбу, например, - но ему было недосуг размышлять о назначении всех свисающих с потолка веревок и блоков, аккуратно разложенного набора инструментов из железа, кожи и меди - клещей, щипцов, кувшинов и прочего. Его внимание сосредоточилось на самом мэтре Тибо, который стоял, грея руки над жаровней.
Подобно своим ассистентам, мастер был одет в короткую, распахнутую на груди кожаную безрукавку, замызганную от долгого пользования. Голова его была непокрыта, и коротко остриженные седые волосы, жесткие, но редкие, стояли торчком, словно щетина скребницы. Лицо, расплывшееся и изжелта-серое, словно замазка, служило лишь фоном для единственного лунно-бледного глаза, который, несмотря на свой цвет, глядел необыкновенно живо.
Когда открылась дверь, мастер был не единственным живым существом в помещении. Рядом с ним стоял в полудреме крупный козел, единственный любимец мэтра Тибо и один из его излюбленных инструментов для некоторых операций. Блез ещё не знал, каково назначение этого животного, однако как символ сатаны козел показался ему здесь вполне уместным.
- Подведите их поближе, - приказал Тибо своим глухим голосом, который гулко прозвучал под сводчатым потолком.
Однако, когда Блез и Мишле оказались прямо перед ним, он обратился только к побледневшему торговцу:
- Видишь, парень, - заговорил он, растягивая слова, - когда тебя притащили сюда, мы думали, что имеем дело с каким-то мелким бунтовщиком. А сеть-то, оказывается, захватила рыбку покрупнее. Как мы недавно узнали, ты - один из тех троих, что были назначены монсеньором де Бурбоном для убийства короля во время его недавней поездки из Мулена в Лион...
Тибо взглянул на какую-то бумагу.
- И тому есть надежные свидетельства. Тебе остается только признаться.
Если бы беднягу Мишле обвинили в заговоре против папы римского, то и это не ошеломило бы его сильнее.
- Но, сударь, - выдавил он из себя, - это невозможно... Тут какая-то ошибка. Я никогда и в глаза не видел монсеньора де Бурбона.
- Упорный лжец! - прервал его Тибо. - Ты признаешься в преступлении?
- Как могу я признаться в том, чего не может быть?
- А как тебе удобнее, так и признайся - у тебя есть язык и руки, ты можешь подписать свое имя или поставить свой знак.
- Но...
- Раздеть его догола и побрить, - распорядился палач. Мне он нужен голенький, как новорожденный.
Мэтр Тибо знал, как устрашающе влияет на пациента смешанное чувство стыда и беспомощности во время предварительной обработки, которую он велел произвести. В первый раз за все время его бледный глаз скользнул по Блезу.
- И смотри мне, Жак, чтобы этот второй изменник хорошенько разглядел все, что мы делаем. Это заставит его кое о чем поразмыслить, пока не настал его час.
Теперь цель этого зверства стала для Блеза прозрачна, как кристалл. Все это зрелище рассчитано на него. Никого не обеспокоит какой-то искалеченный темный крестьянин. И потому палач с такой наглостью подверг его незаконной пытке. Сама нелепость обвинения против Мишле должна показать Блезу, что из человека, как следует обработанного мэтром Тибо, можно вытянуть любое признание. Единственный способ избежать пытки - добровольно сознаться.
Блез понял, что в некотором смысле несет ответственность за муки этого бедолаги. Яростное возмущение лишило его страха за себя.
- Где твой стыд и совесть? - взорвался он. - Ну и свинья же ты, клянусь Богом! Где судьи? Где писец? Какие свидетельства зачитывались допрашиваемому? С каких это пор такому мяснику, как ты, дано право обвинять, судить и допрашивать? Ну погоди, когда я отсюда выйду...
- А ты не выйдешь, - протянул Тибо.