Рыцарь короля

Разговор шел на латыни - международном языке той эпохи, и он был настолько серьезен, что никто, кроме Пьера, не заметил появления Блеза, пока последний не сделал шаг вперед. Только тогда де Сюрси, подняв на Блеза глаза, коротко представил его канонику Картелье, пригласил сесть рядом с Пьером и возобновил беседу:

- Dicebas, Erasme eruditissime?

- О Господи! - шепнул Пьер Блезу, едва шевеля губами. - Ну и натерпелся же я! Неужели это никогда не кончится?

- Полагаю, что вы говорите на латыни, господин де ла Барр, - заметил маркиз, разумеется, на латыни. - Прошу вас, здесь - ничего, кроме латыни.

Пьеру удалось скрыть стон, притворно закашлявшись.

- Итак, вы говорили, ученейший Эразм?.. - повторил маркиз.

Очевидно, беседа имела какое-то отношение к Карлу Пятому, германскому императору и испанскому королю; этого государя сравнивали с Франциском, королем Франции. На минуту Блезу удалось сосредоточиться на разговоре, собрав все свои скудные познания в латыни; но его мысли тут же унеслись далеко - к недавней сцене в доме Ришарде. Он рассеянно снял шляпу и стал ерошить волосы рукой.

Теперь, когда шило вылезло из мешка, сэр Джон Руссель, разумеется, не задержится в Женеве. Покинул ли он уже дом синдика? Успеет ли Ле-Тоннелье вовремя расставить наблюдателей? Если Руссель исчезнет, то снова напасть на его след будет непросто. Ги де Лальер сумеет украдкой пробраться с ним во Францию по одной из многочисленных дорог и дорожек, ведущих через границу.

Блез с ума сходил от нетерпения. Маркиза необходимо предупредить о создавшемся положении. Блез тщетно пытался поймать его взгляд, потом раз или два кашлянул, но де Сюрси не смотрел по сторонам. Сидя как на иголках, Блез с трудом удерживался от проклятий по адресу знаменитого Эразма и мысленно посылал его ко всем чертям.

- Et quare Caesarem Francisco regi praeferas, magister illustrissime? - говорил между тем маркиз.

Блезу вколотили в голову за время пажеской службы при дворе де Сюрси некоторые познания в латыни, достаточные для того, чтобы сейчас, хоть и с муками, поспевать за общим ходом дискуссии. Но понимание его напоминало слабый огонек, мерцающий в мозгу, - большей частью тусклый, хотя по временам вспыхивающий чуть ярче.

- Вы спрашиваете меня, почему я предпочитаю императора королю Франциску? - переспросил Эразм. - Нелегкий вопрос для бедного писателя! Он развел руки в знак бессилия. - Что может знать книжный червь об императорах и королях?

- Ничего, - улыбнулся маркиз. - Но кто осмелится считать Эразма книжным червем, кроме самого Эразма? Если есть хоть один предмет, о котором ваше мнение не стоит выслушать, будьте добры назвать мне его...

Собеседник вздохнул:

- Такие предметы было бы слишком долго перечислять, mi domine... Mi domine (лат.) - мой господин.> Вся моя мудрость состоит в том, что я знаю, как мало знаю. Но - извольте, я разрешаю вам самому ответить на ваш вопрос. - Oн отхлебнул вина и вздохнул с удовольствием. - Клянусь богами, никогда мне не доводилось пробовать более восхитительного бонского.

Было трудно устоять перед очарованием этого человека. Несмотря на озабоченность совсем иными делами, Блез поймал себя на том, что внимательно слушает. Поблескивание перстня на чуткой руке Эразма, его жесты, мягкая ироничная улыбка - все было полно изящества и неотразимой привлекательности. Глаза и худощавое, живое лицо светились умом. Латынь, на которой он говорил, обладала тонкостью скрипичного смычка - или кинжала.

- Ответить на мой собственный вопрос? - подстрекал его маркиз.

- Да, если вы сумеете говорить искренне. Но доступна ли искренность царедворцу? Подвергнем её испытанию. Вообразите, друг мой, что я представлю вашему взору государя, который истинно осознает тяжесть, лежащую на его плечах; который печется об интересах общества более, чем о своих личных делах; который повинуется законам, им самим установленным; который следит за своими чиновниками и требует от них строгого отчета; который, наконец, никогда не забывает, что его влияние может быть обращено и во благо, и во зло. Что скажете вы о таком государе?

- Негодяюс дерьмовус! - пробормотал Пьер на латыни собственного изобретения. У него свело челюсти - он пытался скрыть зевок. - Ну и вечерок!

- Я сказал бы - rara avis in terris Rara avis in terris (лат.) редкая птица.>, - ответил де Сюрси. - Но я знал одного такого: моего покойного повелителя, короля Людовика, двенадцатого носителя этого имени. Ваше описание верно рисует его в последние его годы.