Рыцарь короля

- Конечно. - Маркиз взял Блеза под руку. - Но тем не менее я хочу, чтобы ты вернулся вместе со мною и послушал. По двум причинам. Во-первых, потому, что спокойствие - добродетель, а суета - грех. Подождут твои сумки... А во-вторых - и прежде всего - мне хочется, чтобы ты послушал Дезидерия Эразма. Наши ничтожные трепыхания, наши заботы и тревоги забудутся. Они - лишь мелкая рябь на поверхности моря времени. А жизнь и мысли великих людей лежат намного глубже, и они поистине не подвластны времени. Я надеюсь, что смогу подвести его к обсуждению нашей эпохи, ибо из всех ныне живущих он зрит яснее и дальше любого. А мы с тобой за деревьями не видим леса. Разговор поможет тебе какую-то минуту смотреть на мир его глазами... О Господи Боже, это ещё что такое?

Из беседки донеслись звуки бурного веселья. Подойдя ближе, они услышали голос Пьера, который говорил то басом, то фальцетом, явно что-то представляя, его то и дело прерывали взрывы смеха. Блез узнал "Новый и весьма веселый фарс о Пе", в котором Пьер попеременно разыгрывал роли мужа, жены и судьи. Фарс не отличался утонченностью и, естественно, исполнялся не на латыни. Он подошел к лихому финалу, когда маркиз и Блез вернулись в беседку.

Каноник с побагровевшим лицом фыркал от восторга и колотил кулаком по столу. Эразм, вскидывая вверх свой длинный нос, покатывался со смеху.

- А, монсеньор, - приветствовал он де Сюрси на плохом французском, вы сказали этому молодому человеку, чтобы он нас развлекал, так он этим и занимается - и превыше всяческих похвал! Настоящий оживший Росций! Росций Квинт (ок. 130 - ок. 62 до н.э.) - древнеримский комедийный актер; у него учился декламации Цицерон.>

Маркиз, улыбаясь, погрозил пальцем Пьеру:

- У вас что, милейший, нет чувства почтения? Не лучше ли использовать время пребывания в обществе этих достойных людей, подобно Христу среди богословов, задавая им вопросы и совершенствуя ум свой, чем оскорблять их слух непристойными и дерзкими стишками? Я в отчаянии от вас!

Пьер изо всех сил изображал раскаяние, но успел подмигнуть Блезу.

Эразм заступился за него:

- А вы никогда не слыхали, господин де Воль, об акробате-неудачнике, ставшем монахом, который так позабавил Пресвятую Деву, кувыркаясь перед её алтарем в некоем аббатстве, что она снизошла с небес и приняла телесный образ, дабы вытереть пот со лба его, когда он устал представлять перед нею? Весьма поучительная легенда... Что касается меня, то юмористов я ценю выше, нежели педантов этого мира. И я благодарю господина де ла Барра - он рассеял мою хандру самым веселым рассказом, какой мне довелось услышать в этом году...

Мудрец пошарил у себя за поясом, вынул длинное гусиное перо и подал Пьеру:

- Вот, искусник-актер, возьми это перо и носи на шляпе - перо Эразма, как его дань смеху.

Пьер, рассыпавшись в благодарностях, тут же лихо воткнул перо в шляпу и поклялся, что не расстанется с ним и за сотню крон. Он был так польщен похвалой великого человека, что даже попытался следить за беседой, которая снова пошла на латыни, и с восхищением прислушивался к словам Эразма.

В речах Эразма Блезу открывался новый мир. За исключением кратких периодов общения с де Сюрси и Анной Руссель, он жил в мире грубой физической силы, примитивных эмоций и желаний, скованном традициями и религиозными устоями, - в мире, где оригинальная мысль настолько блистательно отсутствовала, что никто и не подозревал о возможности её существования. И теперь, когда стлавшийся по земле густой туман немного поднялся, он разглядел проблески иной жизни - свободной, смелой и не стесненной условностями.

- Давайте, - говорил Эразм, - забудем наши личные и мелкие заботы: что ваша светлость - слуга Франции, что у вас, каноник Картелье, голова идет кругом от хождения по канату между Савойей и кантонами, что мне, бедняге, приходится царапать пером, дабы заработать на пропитание. С вашего позволения, поднимемся на ступень выше...

Его улыбка, обращенная ко всем, в том числе и к Блезу с Пьером, была необычайно любезной и подбадривающей.

- Да, мой высокочтимый де Сюрси, вы были правы: я должен ещё кое-что сказать и о Франции, и об Империи. Ибо если бы император Карл был государем намного худшим, а Франциск, христианнейший король, - намного лучшим, я все-таки оставался бы верным приверженцем империи. И вот по какой причине. История в развитии своем переходит, главным образом, от меньшего к большему, все более широко расходящимися кругами. Империя гибнет, но в конце концов появляется империя более великая. Мог ли Кир предвидеть Александра или Александр - Рим? Рим, скажете вы, тоже пал. Но можем ли мы отрицать - отнеситесь с терпением к моим фантазиям, - что когда-нибудь возникнет более могущественное государство, которое охватит весь мир?

- Quid dicis? Quid dicis? (лат.) - Что вы сказали?> - переспросил Картелье, приставив ладонь чашечкой к уху.

- Это мечта, Эразм, - воскликнул де Сюрси. - Но это прекрасная мечта!

Эразм заговорил более четко, чтобы слышал каноник: