Рыцарь курятника

– Герцог, – сказал Мориц, – я напомню, что король оказал вам милость, приказав вам сделать первый пушечный выстрел. Все готово.

Герцог де Ноайль поклонился.

– Я буду иметь честь сам участвовать в сражении, – отвечал он. – Граммон, – прибавил он, обернувшись к своему племяннику, – поезжайте сказать королю, что я начинаю.

Молодой герцог поклонился и хотел пришпорить свою лошадь.

– Обними же меня, прежде чем уедешь! – продолжал герцог де Ноайль.

Де Ноайль и Мориц стояли рядом у группы вязов. Голландцы, англичане и австрийцы, образуя полумесяц, медленно приближались. Сражение вот-вот должно было начаться. Граммон подъехал к дяде, который протянул ему руку.

– Сражайтесь, как при Деттинге, – напутствовал Мориц, намекая на сражение, происходившее два года назад, в котором Граммон выказал неимоверное бесстрашие, бросившись на неприятеля.

– Скажите его величеству, – продолжал герцог де Ноайль, – что сегодня я с гордостью одержу победу или умру за него!

Дядя наклонился обнять племянника. Граммон, находившийся между маршалом и герцогом, держал в левой руке правую руку маршала и, наклонившись на седле, подставил щеку де Ноайлю. В эту минуту блеснула молния, раздался грохот, и Граммон упал.

Это было первое ядро, выпущенное голландской пушкой; оно пролетело между маршалом и герцогом де Ноайлем и раздробило грудь герцога де Граммона, который замертво упал на шею лошади.

Мориц почувствовал своей рукой, как сжались пальцы этой первой жертвы сражения, а герцог де Ноайль получил последний поцелуй этих навсегда сомкнувшихся уст.

Герцог де Ноайль был бледен как полотно; он соскочил на землю, чтобы придержать окровавленное тело Граммона, соскользнувшее с седла. Офицеры подбежали помочь ему.

Маршал печально посмотрел на эту сцену и, потупив голову, произнес:

– Отомстите за него!

Потом ускакал.

– Пли! – скомандовал герцог де Ноайль.

Французская линия вся окуталась облаком красноватого

дыма, раздираемым мириадами огненных зигзагов. Грохот, гораздо страшнее шума извергающегося вулкана, был слышен на расстоянии десяти лье, и земля задрожала от первых схваток врагов.

XX Лес де Барри

Пробило восемь часов. Уже три часа, как армии дрались безостановочно.

Победа, казалось, вот-вот будет на стороне французов. Дважды голландский корпус пытался овладеть деревней Антуан и дважды был отброшен с громадными потерями. Голландцы хотели обойти редуты и пройти через равнину Перон между Антуаном и Шельдой, но яростный перекрестный огонь последнего редута Антуана и батареи, расположенной по другую сторону Шельды, заставил их отказаться от этой попытки. Они начали колебаться. Принц Вальдек видел, что отчаяние постепенно овладевает солдатскими сердцами.

Англичане трижды атаковали Фонтенуа, но их атаки были отбиты с большим для них уроном. Во время этого трехчасового боя потери с обеих сторон были громадны. Но во всяком случае урон, понесенный французской армией, был меньше урона союзников.

Отброшенные несколько раз, голландцы отступили и не принимали более участия в сражении. Англичане решили действовать одни, но, истощенные тремя последовательными атаками, также перестали наступать, очевидно желая немного отдохнуть.

Пушки продолжали греметь, но уже не с таким ожесточением, как в начале боя.

До сих пор французская армия, казалось, побеждала, и радость солдат становилась все сильнее и сильнее. Крики «Да здравствует король!» раздавались со всех сторон, особенно в лесу де Барри, где французская армия должна была выдержать самую жестокую атаку. Тут стоял особый корпус, составленный из приближенных короля.

– Право, господа, – говорил, смеясь, герцог де Бирон, – сегодня так жарко, что приятно находиться под такой густой тенью.

– Особенно хорошо поваляться на траве! – прибавил де Клиссон, командир полка д'Артуа.

– Вот лучшее доказательство, что здесь недурной отдых! – прибавил де Куртен, указывая на трупы, валявшиеся на земле.

– Я надеюсь, – заметил маркиз д'Обтерр, – что когда мы трижды докажем господам англичанам, что нельзя охотиться в этом лесу без нашего позволения, они оставят нас в покое.

– Мне кажется, что они не слишком нас беспокоят и теперь.

– Это правда, Круасси, и твоим молодцам остается только сложить руки.

– Если бы по крайней мере принесли позавтракать, можно было бы хоть немножко освежиться, – сказал Бирон.

– Да, но здесь нет ничего.

Все переглянулись, покачав головами с печальным видом.

– Мне хочется пить, – сказал полковник лейбгвардейцев.

– Можно найти средство утолить жажду, полковник, – раздался голос за его спиной.

Бирон обернулся: за ним стоял сержант, приложив руку к шляпе, в почтительной позе солдата, стоящего перед своим начальником.

– А, это Фанфан-Тюльпан! – воскликнул герцог, улыбаясь.

– Я самый и есть, мой полковник.

– Это счастье при таком граде пуль! Что ты хочешь мне сказать?

– У Наноны есть еще вино, и если вы желаете пить…

– У моей маркитантки?

– Да, полковник.

Фанфан собрался сбегать за нею.