Рыцарь курятника

– Как это странно, Сабина, – продолжал Жильбер после некоторого молчания. – Тем вечером, через несколько часов после этого происшествия, когда я увидел вас, окровавленную и бледную, я думал, что вы умираете. Мои глаза, блуждавшие по комнате, остановились на вашем окровавленном платье, лежавшем возле камина и этого маленького шкафчика, который был открыт. Повинуясь скорее инстинкту, чем рассудку, – потому что я тогда не рассуждал, – я схватил эту одежду, спрятал ее в шкаф и забрал ключ. Этот ключ не давал мне покоя, вот он; с тех пор шкаф не открывался. Хотите, чтобы я отпер его, Сабина? Хотите рассмотреть вместе со мной платье, которое на вас было в ту ночь?

– Оно здесь? – спросила Сабина, указывая на шкаф.

^{– Да}.

– Хочу, Жильбер. Давайте рассмотрим.

– Вид кровавых пятен не вызовет у вас слишком сильного волнения?

– Я обуздаю себя.

– Однако, Сабина… может быть, лучше подождать…

– Нет, нет! Отоприте шкаф и выньте платье. Я буду тверда, Жильбер, я это чувствую.

Жильбер подошел к шкафу.

ХХII Взгляд

Отперев шкаф, Жильбер вынул одежду, которая была на Сабине в день преступления.

– Подайте ее мне, – сказала девушка, – я хочу рассмотреть ее сама.

Нравственная энергия как будто придала ей физические силы. Она привстала на постели и прислонилась к изголовью.

– Вот платье, – сказал Жильбер.

Сабина взяла его. Юбка была цела, корсаж разорван и запачкан кровью. Жильбер рассмотрел с величайшим вниманием каждую деталь платья, вывернул карман, внимательно обследовал каждую складку.

– Нет ничего такого, что могло бы служить нам уликой, – сказал он.

Все другие части одежды были рассмотрены с таким же старанием и вниманием, на стуле возле кровати остались только башмаки и чулки.

– А! Один чулок разорван, – сказал Жильбер, – есть у вас царапина на ноге?

– Не знаю.

– Вот тут, повыше, разорвано еще.

– Это правда.

– Другой чулок цел. Сабина, значит, вы были ранены в

ногу?

– Я не знаю.

Она высунула правую ногу из-под одеяла.

– А! Вы были ранены! – с живостью проговорил Жильбер. – Вот шрам, совпадающий с разрывом в чулке, другой шрам – на икре, глубже.

Жильбер поспешно взял со стула башмаки.

– Правый башмак был разрезан, – сказал он, – какимто острым инструментом. Подошва прорезана. Похоже, вы наступили на что-нибудь такое, ранившее вас?

– Я не помню.

Жильбер вертел в руках обувь, рассматривая ее с чрезвычайным вниманием.

– Не ранили ли вы себя, выскочив из окна в павильоне на улице Сен-Клод? – продолжал он. – Нет, это маловероятно, потому что чулок разорван не снизу вверх. Падая таким образом, вы не ушибли бы этого места на ноге.

– Это правда.

– Дайте мне этот башмак… может быть, он мне понадобится.

– О, – произнесла Сабина с болезненным вздохом, – как объяснить это ужасное происшествие?

– В вашей прошлой жизни ничего не может навести вас на след?

– Кажется, нет, Жильбер.

– К вам никто не питал ненависти?

– О нет.

– Не были ли вы любимы?

– Моим отцом, братом, Нисеттой и вами.

– А другими?

– Я никогда этого не замечала.

– Вы молоды, хороши собой, очаровательны: вы могли внушить кому-нибудь страсть…

– Что же вы предполагаете, Жильбер?

– Может быть, какой-нибудь отвергнутый обожатель или бездушный негодяй, для того чтобы отомстить за ваше презрение, захотел погубить вас… Вспомните хорошенько, Сабина!

– Вспоминаю, Жильбер, и ничего не нахожу, не могу найти. Я всегда так холодно воспринимала нежные слова, нашептываемые мне, так мало обращала внимание на тех, кто хотел меня обольстить, говоря со мною о любви, что не помню ни о чем подобном.

– Вы никогда не ловили на себе грозного взгляда?

Сабина вздрогнула, как от удара электрического тока.

– Да, – сказала она, – это случилось со мной два раза.

– Где и как?

– Первый раз в театре, я была с моим отцом.

– Давно?

– Год тому назад… на масленице.

– Прежде или после того, как я вас увидел в первый раз?

– После, – отвечала Сабина, слегка покраснев, – потому что в театре я держала в руках букетик фиалок, который вы мне подарили накануне.

– Что же было дальше?

– Нам было очень весело, когда, повернув голову, чтобы рассмотреть зрителей, я заметила в партере напротив нас человека, сидевшего спиной к сцене и пристально смотревшего на меня. Сначала я не обратила на это особого внимания, но этот человек оставался все в том же положении, устремив на меня пристальный взгляд. Эта настойчивость надоела мне.

– Какой наружности был этот человек?

– Высокого роста, крепкого сложения, с мрачной физиономией и одетый как дворянин.

– Вы узнаете его, если увидите?

– Да.

– А потом вы его видели?

– Один только раз.

– Где?

– В Тюильрийском саду.

– Давно?

– За несколько дней до этой ужасной ночи.

– Но вы мне ничего не сказали, Сабина, вы мне не говорили об этом человеке.

– Что могла я сказать? Мы встретились в Тюильри; он опять посмотрел на меня очень пристально и ушел, не сказав мне ни слова.

– И вскоре после этой встречи случилось то злосчастное происшествие?

– Дня через три.

– Вы не знаете этого человека?

– Нет.

– Он был один?

– Да.

– Вы никогда не получали никаких писем, о которых не сообщали вашему отцу?

– Мне писали несколько раз, но я распечатывала письма только ваши и Ролана.