Рыцарь Теней

Невидимые руки продолжали толкать и дергать меня, ведя мимо множества притягательных зеркал. Меня тащили к дешевому на вид зеркалу в деревянной раме, окрашенной в темный цвет. Оно выглядело так, будто куплено на распродаже. Около левого глаза моего отражения в стекле был незначительный дефект. Какие бы силы ни толкали меня к этому зеркалу, возле него они оставили меня в покое. Мне пришло в голову, что здешние силы и в самом деле пытались ускорить ход дела в ответ на мою просьбу, а не просто торопили меня из-за своего капризного характера.

Так что:

— Спасибо, — сказал я, просто ради безопасности, и продолжил вглядываться. Я покачал головой взад-вперед и из стороны в сторону, по моему изображению побежала рябь. Я повторял эти движения, дожидаясь того, что могло бы случиться.

Изображение мое оставалось неизменным, но после третьей или четвертой волны ряби фон изменился. Он больше не был стеной тускло освещенных зеркал, что протянулась позади меня. Она уплыла прочь и при следующем движении не вернулась. Стену сменил темный кустарник под вечерним небом. Я продолжал качать головой, но рябь исчезла. Кусты казались весьма реальными, хотя периферийным зрением я заметил, что коридор в обоих направлениях остался нетронутым и у него по-прежнему обе стены.

Я продолжал исследовать вроде бы отраженный кустарник, выискивая знамения, предзнаменования, условные знаки или просто какое-то движение. Ничего не обнаруживалось, хотя наличествовало вполне реальное ощущение глубины. Я даже чувствовал на шее прохладный ветерок. Должно быть, я всматривался в отражение несколько минут, ожидая, что зеркало воспроизведет что-нибудь новое. Но — не воспроизвело. Если это самое лучшее, что могло предложить это зеркало, то пора двигать дальше, решил я.

Затем в кустах за моей спиной что-то вроде бы шевельнулось, заставив сработать рефлексы. Я быстро развернулся, поднимая руки перед собой.

Это был всего лишь шуршащий ветками ветер. Я увидел, а затем понял, что нахожусь уже не в коридоре, и вновь обернулся. Зеркало и стена пропали. Теперь я стоял лицом к низкому холму, увенчанному на вершине разрушенной каменной кладкой. Из-за разбитой стены проблескивал свет. Во мне пробудилось не только любопытство, но и ощущение цели, и я начал медленно подниматься на холм, не теряя при этом осторожности.

Небо, пока я поднимался, вроде стало еще темнее, и было оно безоблачным, обилие звезд пульсировало незнакомыми созвездиями. Я украдкой продвигался среди камней, трав, кустов, битой кладки. За стеной, оплетенной вьющимися растениями, я теперь слышал голоса. Хотя различить слов я не мог, то, что я слышал, разговором не было, скорее какофонией, — как будто несколько человек, обоих полов и различных возрастов, одновременно читали монологи.

Дойдя до вершины холма, я вытянул руку и чуть погодя наткнулся на неровную поверхность стены. Я решил не идти вокруг нее, чтобы посмотреть, что происходит по ту сторону. Обход мог выдать меня кому-то, о ком я ничего не знал. Много проще казалось вытянуть руки как можно выше, зацепиться пальцами за кромку ближайшего пролома и подтянуться вверх — что я и проделал. Мне даже удалось отыскать на стене опору для ног, когда моя голова поднялась над стеной, и я ослабил напряжение рук тем, что частично опирался на носки.

Я осторожно подтянулся, преодолевая последние дюймы, и взглянул поверх раздробленного камня вниз, внутрь разрушенного сооружения. Кажется, это была своего рода церковь. Крыша обвалилась, а дальняя стена по-прежнему стояла, большей частью в том же состоянии, что и та, за которую я цеплялся. Справа от меня на возвышении находился алтарь, явно требующий ремонта. Что бы здесь ни было, завершилось все давным-давно, так как кусты и ползучие растения росли не только снаружи, но и внутри, смягчая линии обвалившихся церковных скамей, рухнувших колонн и секций крыши.

Подо мной на расчищенном участке была начертана большая пентаграмма. На острие каждого луча звезды стояло по фигуре, лицом от центра. В пяти точках внутри — там, где пересекались линии, — ярким пламенем горели воткнутые в землю факелы. По-видимому, происходящее было каким-то необычным вариантом тех ритуалов, которые мне хорошо знакомы, и я с недоумением подумал о том, что это за призыв, почему эти пятеро не защищены лучше и почему не занимаются этим делом совместно — каждый был скорее сам по себе и игнорировал остальных. Те трое, кого я смог ясно разглядеть, стояли ко мне спиной. Двое, стоящие ближе ко мне, едва были видны, их лица скрывали тени. Некоторые голоса были мужскими, некоторые — женскими. Один пел; двое декламировали нараспев; двое других, казалось, едва говорили, хотя и с театральными, нарочитыми интонациями.

Я подтянулся повыше, пытаясь разглядеть лица ближайших двух. Было что-то знакомое во всем ансамбле, и я чувствовал — опознай я одного участника, и мне будут известны они все.