Бывшая императорская столица, Роха, теперь носившая имя негуса Лалибелы, была безлюдна. Чума не смогла бы так опустошить этот некогда шумный город, как это сделал императорский указ, перечеркнувший значение столицы Загуйе. Среди круглых хижин, сложенных из неплотно пригнанных камней, люди с закутанными лицами шли в полном безмолвии, ощущая на себе тяжёлые взгляды негостеприимных обитателей Лалибелы, которые уже давно не ждали ничего хорошего ни от каких гостей.
Встретили наконец священника, который не отказался с ними говорить. Паламид спросил его, нет ли в Лалибеле людей с белыми лицами? «Там», — священник показал рукой за город, где на отшибе виднелись несколько круглых каменных построек. Поиск братьев, некогда затерянных во времени и пространстве, прошёл на удивление легко. Франки раскутали лица, Арман и Анри достали белые плащи с красными крестами и облачились в них, пренебрегая опасностью. К жилищам белых людей пока направлялись только они двое.
Уже издали рыцари Храма увидели у круглых хижин переполох, кто–то в них заходил и выходил, потом — забегал и выбегал, не забывая бросать беглые взгляды в сторону приближавшихся тамплиеров. Наконец из самого большого жилища спокойно и без суеты вышли трое в белых плащах с красными крестами. Они встали у входа в ряд и, не делая ни шагу дальше, смотрели на неторопливо приближавшихся гостей. Когда их разделяли уже только три шага, Анри остановился и, тяжело вздохнув, сказал:
— Командоры Ордена Христа и Храма Арман де Ливрон и Анри де Монтобан.
— Братья… — только и мог вымолвить один из тамплиеров Лалибелы. — Братья–храмовники…
— Сейчас в Лалибеле 9 рыцарей Храма. Нас 9, как и в баснословные времена Гуго де Пейна. Есть ещё два десятка сержантов и некоторое количество послушников, — рассказывал сияющий от радости командор Лалибелы брат Жан. — Некоторые сержанты вполне достойны рыцарского посвящения, но мы решили — пусть тамплиеров в белых плащах будет всегда только 9. Умрёт один из нас — посвятим одного сержанта.
— Вы ввели добрый обычай, братья, — рассудительно сказал Анри. — А то в Европе последнее время стали облачать в белый плащ кого ни попадя, и это привело к таким последствиям… Но об этом позже. Сейчас скажите, братья, откуда вы взялись?
— О, тут надо начинать с самого начала, — мечтательно протянул брат Жан. — Тамплиеры в Европе, надеюсь, помнят о Георге фон Морунгене и его отряде?
— Да. Георг фон Морунген не забыт. Но, если честно, про ту стародавнюю экспедицию мы знаем очень мало. Документы не сохранились.
— И мы–то знаем про Морунгена и его тамплиеров не лишка. Люди тут подобрались не книжные, хроники не вели. Из уст в уста вот уже вторую сотню лет тамплиеры Лалибелы передают рассказ о нашем легендарном предшественнике. Когда при поддержке тамплиеров были построены наши великие храмы, храмовники Морунгена посвятили себя их защите. Шли годы, рыцари старели и понимали, что через некоторое время все они покинут этот мир. Первое время ждали новой экспедиции тамплиеров из Европы, но постепенно стало понятно, что там про эфиопских тамплиеров просто забыли. Надо было самим решать, как продлить судьбу эфиопского командорства Ордена Храма. И вот случилось братьям в одной из стычек с мусульманами отбить у них несколько пленных рыцарей. Это были светские рыцари, которым братья Храма оказали гостеприимство, полагая, что потом они отправятся на родину. Однако, освобождённые рыцари, которым эфиопские тамплиеры рассказали о себе, решили остаться в Лалибеле. Через некоторое время они вступили в Орден Храма. Так мы получили первое своё пополнение. Потом ещё не раз, освобождая пленных, мы предлагали им остаться здесь и вступить в Орден. Не всем, конечно, предлагали — далеко не все освобождённые по своим личным качествам могли стать тамплиерами. А иные, вполне нам подходившие, отказывались, их тянуло на родину, да надо ведь понимать, что в Африке может жить не любой европеец. Чтобы стать тамплиером Лалибелы, нужен особый Божий призыв, в чём мне не раз приходилось убеждаться. И вот уже больше ста лет Бог посылает эфиопским храмовникам братьев в количестве достаточном для того, чтобы преемственность не прерывалась.
— А как ты сам попал сюда, брат Жан?