— Сам понимаешь, как трудно в это поверить. Но для Бога всё возможно. Мы действительно тамплиеры. Современные тамплиеры. Мы были бы счастливы встретить средневекового брата. В каком году ты оставил свою эпоху?
— В 1290‑м.
— Накануне падения Акры…
— Значит, Акра всё–таки пала?
— Да. В мае 1291‑го. А потом король Франции уничтожил Орден Храма, но Орден всё–таки выжил и существует до наших дней, хотя теперь об этом мало кто знает.
— Ты не представляешь, какое это счастье для меня — узнать, что в этом мире тоже существуют тамплиеры и корабли Ордена, поскольку вы моряки. На чем вы подошли к Афону?
— Ты знаешь, брат Бернар, что Орден всегда умел хранить свои тайны. Тебе сейчас легче говорить, твои тайны устарели на семь веков. Ты знал Гийома де Боже?
— Год назад я разговаривал с ним, как сейчас с тобой. Я почти ни когда не сходил на берег и с иерархами Ордена не был знаком, но однажды магистр де Боже отправился на моей галере на Кипр. Мы много говорили с ним по пути.
— Каким он был?
Бернар постарался, как можно более подробно, передать своё впечатление от легендарного магистра. Он старался не думать о том, верит ли ему современный брат и чувствовал, что его рассказ вызывает всё больше и больше доверия.
Моряки оказались французами. Старший, брат Жослен, сказал что он — командир корабля, не уточнив, какого, а младший, брат Пьер, был механиком. Моряки–тамплиеры хорошо вписались в маленькую пещерную общину, Иоанн вовсе не чувствовал себя как на базаре. Гости были спокойны, скромны, неразговорчивы, на молитву днем и ночью вставали, как на вахту, и вскоре уже Иоанн не сомневался, что именно за молитвой они сюда и пришли. «В море слишком много земных забот», — улыбался Бернар. Все четверо были моряками и хорошо понимали друг друга. Гости тянули на себя множество хозяйственных забот. Им очень понравилось забрасывать длинную рыболовную леску с высокого обрыва. Они заготавливали дрова, порою за несколькими поленьями ползали по таким склонам, какие не каждый согласился бы преодолевать ради спасения собственной жизни. Держали себя дружелюбно, но отстраненно, с большим тактом. Вечерами брат Жослен с удовольствием слушал рассказы Бернара о средневековом Ордене. Он очень внимательно относился к каждой детали и задавал множество уточняющих вопросов, но ни разу не высказал своего отношения к тому, что слышал, не оскорблял собеседника недоверием, но и не торопился с заверениями в том, что верит каждому слову.
Общение Бернара с механиком Пьером было более эмоциональным. Пьер с увлечением объяснял принципы работы двигателя внутреннего сгорания — поршни, цилиндры, коленвал, дизельное топливо — все эти удивительные вещи уже через несколько бесед стали для Бернара вполне понятными и почти родными. Он обладал хорошим воображением, и его умение мыслить логически, оперируя одновременно множеством факторов, кажется, только сейчас оказалось востребованным.
Бернар очень надеялся на то, что обрел новую морскую семью, но он ни разу не задал вопроса о том, возьмут ли его тамплиеры на свой железный корабль, и ни кто ему таких обещаний не давал, в разговорах они старательно обходили вопрос о возможности совместного будущего. Неделя пролетела, как один день, Жослен достал из рюкзака рацию и пояснил Бернару: «Теперь мы имеем возможность разговаривать на больших расстояниях». Он что–то говорил в рацию на современном французском, языке для Бернара чужом. Он скорее почувствовал, чем понял, что Жослен сказал: «Ещё три дня». Жослен тут же подтвердил догадку Бернара, спросив Иоанна:
— Потерпите нас ещё три дня?
— Хорошо хоть разрешения спрашиваешь, а то совсем тут себя хозяевами почувствовали, — добродушно проворчал Иоанн.
Эти три дня Жослен и Бернар провели в почти непрерывных беседах, отвлекаясь от общения только для молитвы. Жослен по–прежнему расспрашивал о средневековом Ордене, но теперь уже много рассказывал об Ордене современном, внимательно следя за реакцией Бернара, а последний начал понимать, что по большому счету не столь уж многое изменилось — тамплиеры всё те же, использование разных технических чудес не так уж сильно изменило их души. Бернар всегда был человеком очень искренним и открытым, ведь в его маленьком мире все люди были знакомыми, он вообще не знал, что такое «незнакомый человек» и не привык ни от кого закрывать свой внутренний мир. Так что их общение складывалось более, чем продуктивно.
На исходе третьего дня Жослен спросил Бернара:
— Пойдешь с нами?
— Пойду.
— Ты не спросил куда.
— В море. К братьям.
— Да. Недалеко от берега наша субмарина. Мы доберемся до неё на резиновой лодке.
— Вы ходите под водой?
— Да. Тебя это не пугает?
— Под водой — не на земле. Бояться нечего.
Бернар покидал Афон на резиновой лодке. Волны опять были близко — можно рукой дотронуться. По его щекам потекли слезы. Он плакал второй и последний раз в жизни. Теперь он всегда будет в море, а в море не плачут. Не до этого.