Рыцари былого и грядущего. Том I(СИ)

Антиохия привела маленького Эмери в неописуемый восторг. Это был сказочный город, подобного которому во Франции, конечно же, не было. Люди в Антиохии ходили в нарядных разноцветных одеждах, они были очень доброжелательными, весёлыми, никогда не унывающими. На базаре здесь продавали множество совершенно волшебных вещей, например, женские украшения из невиданных драгоценных камней или оружие усыпанное такими же сверкающими самоцветами. Эмери, конечно, ни в чём таком не нуждался, но ходить по базару и рассматривать заморские диковины доставляло ему большое удовольствие. Представьте себе ребёнка, которого взяли и перенесли в ожившую сказку.

Семья, в которой жил теперь Эмери, встретила его, как маленького посланника небес. Хозяин — Жослен и его жена Мария детей не имели, а были уже старыми. (Так, во всяком случае, казалось Эмери, а на самом деле им было едва за сорок). Своего родственника д'Арвиля они встретили весьма радушно, пообещав заботиться о маленьком Эмери, как о родном сыне. Они жили в большом, светлом и очень красивом доме, по сравнению с которым Арвиль показался Эмери собачьей конурой. Жослен, рослый широкоплечий мужчина, был придворным князя Антиохии, ходил в красивых дорогих одеждах и постоянно улыбался, так же, как и его жена Мария, по происхождению — армянка — женщина с мягкими, ласковыми руками. Они были такими добрыми, что и не передать.

По воскресениям дядя Жослен покупал для Эмери восточные сладости. Вообще-то у придворного князя хватило бы денег, чтобы покупать сладости каждый день, но он говорил, что не надо убивать праздник, превращая его в повседневность. Эмери этого не понимал (ведь чем больше сладостей, тем лучше!), но доброму дяде Жослену верил. Мало ли какие секреты известны им тут на Востоке — может быть, в будни рахат-лукум и правда становится не таким вкусным. А он был очень вкусным, этот рахат-лукум, и что самое волшебное — было совершенно непонятно из чего он сделал. Когда Эмери спрашивал об этом дядю Жослена, тот смеялся:

— Ангелы с небес принесли рецепт нашим кондитерам. Это держится в секрете, нельзя же раскрывать ангельские тайны, сам подумай.

— Вы шутите, дядя? — недоверчиво улыбался Эмери.

— Конечно, шучу, мой маленький друг, — Жослен перестал смеяться. — Если честно, я и сам не знаю из чего делают рахат-лукум. Но я думаю так: пусть тайна останется тайной, и сладость никогда не перестанет казаться волшебной.

Эмери слушал дядю Жослена с замирающим сердцем. Так изысканно и красиво не говорил никто из взрослых, которых Эмери знал во Франции. У Эмери было очень серьёзное подозрение, что и сам Жослен — существо волшебное. Когда они с отцом подъезжали к Антиохии, отец сказал, что человек, у которого будет жить Эмери, пулен, а «пулен» ведь значит — жеребёнок. Тогда Эмери не решился спросить у отца разъяснений, а потом начал задумываться — может быть по ночам Жослен превращается к прекрасного жеребёнка с алмазными копытами и золотой гривой и скачет выше звёзд, чтобы там встретиться с ангелами, которые раскрывают ему какие-нибудь небесные тайны. Жослен часто рассказывал Эмери чудесные арабские сказки, и мальчик иногда подозревал, что многое в этих сказках может оказаться правдой.

Потом Эмери узнал, что пуленами называют западных франков, которые родились и выросли здесь, на Востоке. Это ни сколько не разочаровало мальчика, потому что пулены, согласно этой версии, продолжали оставаться людьми совершенно необычными и в некотором роде чудесными. Ведь они были одновременно людьми и Запада, и Востока. Вот для Жослена и франкское, и арабское наречие были в равной степени родными языками. Разве это не чудо, когда у человека с детства — два языка? Одежды у Жослена — восточные, а доспехи — западные. Сказки он рассказывает арабские, но на языке франков, и вера у него, как у всех франков — христианская, хотя он умеет превращаться в натурального араба, когда говорит с местными жителями на их языке. Воистину, только здесь, в стране чудес, могли жить такие необычные люди, как Жослен.

Францию Эмери вспоминал всё реже, в родной Арвиль его совершенно не тянуло. Иногда в памяти воскресало доброе лицо покойной матушки, но отец, а позднее и дядя Жослен твёрдо заверили его, что матушка сейчас — в Царствии Небесном. Эмери не сомневался, что там ещё чудеснее, чем в Антиохии, он знал, что они ещё встретятся с матушкой, только надо подождать.

По отцу Эмери, конечно, тоже скучал. Его отец был очень добрым, хотя весьма не многословным и не знал таких чудесных сказок, как дядя Жослен. Добрый пулен сказал, что отец обязательно приедет к ним в гости, но пока не может, потому что сражается с неверными.

— Кто такие «неверные»? Это чудовища или, может быть, великаны?

— Нет, это обычные люди. Мусульмане.

Эмери был поражён:

— А что в мусульманах такого уж неверного? Здесь, в Антиохии, много мусульман, они — добрые люди. Я подружился с некоторыми мусульманскими мальчиками и вы, дядя, никогда не запрещали мне с ними дружить. А когда мы вырастем, то что же, будем сражаться друг с другом? Но я не хочу!