Рыцари моря

— Знаю я вас, скромников, — отмахнулся Зайцев. — Князев тоже любит козырять этим: «Я добился своего идеала и выше не пойду. Станцию мне? — увольте. Институтом командовать — избави бог! Оставьте мне мою науку и отвяжитесь!» Это на словах. Какая цельная личность, все даже привстают от восхищения! А попробуй дай возможность развернуться — не упустит, будь уверен... Я хочу — только не смейся, это не утопия, — хочу создать не новую станцию и не большую ферму. Научно-производственное объединение под названием «Акватрон». Но не столько объединение материальных ценностей я в этом вижу, сколько — объединение людей, соединенных одной целью. Какой? От бухты до океана — понять и сохранить. И умело пользоваться, точнее так: не эксплуатировать море, а участвовать в нем... Я даже знаю, как все это сделать. Чтобы не было зависти, гонки за престижем, за карьерой, чтобы только одно благо — для науки и для того, кто рядом с тобой. Все будет как везде — и страдания, и успехи, и неразделенная любовь. Но будут такие люди, способные утешиться, если тому, кто рядом, — лучше, чем тебе...

Сидел перед Наташей Михаил Сергеевич, он же бог Нептун, — мудрый, уверенный в себе человек. Человек на финишной прямой — совершенство, покой и здоровье.

Напротив — взвинченный, сгорающий в своих идеях и упрямый Борис Зайцев, заставивший ее, обыкновенную девчонку, каких тысячи на земле, мучиться над тем, что всегда шло через жизнь само собой. Заставивший думать над каждым шагом, тут же понимать, как это трудно — всегда думать, и тут же думать снова и искать свою единственную ниточку на карте людских судеб, споря с удобствами простых путей.

Они вышли на берег, оставив Покровского в его необструганно совершенном жилище под грозным силуэтом скалы. Белая лодка дремала на носке, убаюканная неожиданным колокольным оркестром: звук большого колокола, от удара к удару не угасавший, накрывал остров куполом, а под днищем лодки рябь разыгралась шепотливым перекликом маленьких серебристых колокольцев.

Зайцев остановился возле лодки. Теперь был только звон и в такт ему плавная мысль: Наташа где-то рядом.

...Она неслышно подошла, тронула Бориса сзади за руку. Он обернулся и, не успев сообразить, кто из них хотел этого раньше, ощутил легкое прикосновение ее губ на своих.

— Мое место там, — шепнула она едва слышно и снова коснулась его губ. — На твоей будущей станции, иначе не смогу теперь. Идем смотреть колокол?

Тропинка шла вдоль каменистого пляжа, на другом конце островка, выдвинутого в море, взобралась на крутую скалу, миновала погруженный в темноту домик маячника.

Вблизи каждый удар колокола отзывался короткой болью в ушах.

— Кто в него бьет?

— Электропривод, сейчас увидишь.

Наташа остановилась, потрясенная законченным совершенством картины. Колокол был подвешен на деревянной перекладине, сколоченной из трех толстых бревен, на самом краешке скалы. Дальше — пустота, напоенный звездным светом туман поглотил море и небо и скалы близкого берега. Колокол точно реял над всем миром, наполняя его торжественной неумолкающей песней.

Теперь она звучала широко и мощно. Удары были редки, не чаще одного в минуту, но за все это время колокол так и не отдавал туману всего звука. Еще и в последние секунды перед новым ударом тончайшие, нежнейшие отголоски находили прибежище в его громадном, метровой высоты теле.

— Дай-ка фонарик.

Наташа подошла вплотную и осветила испещренную рельефами и буквами позеленевшую медную кромку.

«Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими, потому что это — доля его... — прочла по слогам. — Благовествуй земле радость великую...»

Фраза опоясывала колокол славянской вязью, разорванной в нескольких местах рельефами святых. Наташа обошла вокруг и вернулась к Борису.

— Читал?

— И не раз.

— Говорят, в таких изречениях заключена высшая истина. Кажется, я немного узнала ее. Удалось бы еще жить с нею в согласии.

Борис порывисто обнял ее, смехом нарушил волнующую напряженность разговора. И увлек по тропе вниз.

— И вообще — удалось бы жить!

Он заглушил мотор у лагеря свердловчан, когда начали багроветь облака. На берегу шальной костер метался в стороны, силясь оторваться от земли, рассыпая снопы искр.

Зайцев сошел на песок, протянул руку Наташе.

— Вот и кончилась наша ночь... Устала?

Наташа неопределенно мотнула головой, и волосы, соскользнув с плеч, закрыли лицо.

— К Сандлеру не пойдете?

— Нет. Пусть завтра заглянет, передай... Последние дни тебе остались.

Наташа помолчала, глядя в сторону.

— Да... Может быть. Адрес не потеряли?

— Твой? Адрес лежит, что ему... Хоть на День моря останься? — Зайцев не узнал своего голоса.

— Не знаю, как наши. Я — останусь.

На шхуне Бориса Петровича встретила диспетчер Оля.

— Ждет в аквариальной Тугарин, просил позвать, когда придете.

В сущности, он мог спокойно идти домой, Северянин поди заждался. Но чего так срочно ждет Герман? Жаль, мало удавалось поговорить с ним наедине где-нибудь у камина, когда человек настраивается на масштаб, отходит от суетной мелочи. Жаль. Так ведь и неясно, чем дорого ему руководство станцией, и дорого ли вообще...