Проводы были лишними, как все проводы на земле. Давно записаны адреса, высказаны мысли и даже чувства. Последние взгляды, пожатия рук, похлопывания по плечу — не более как дань надежде, что это прощание хоть что-то еще добавит к давно состоявшемуся прощанию душ.
Вещи лежали во дворе. Лениво бренчала гитара, кто-то напевал надоевшую всем песенку — ждали машины.
Дядя Коля бродил по опустевшему, неприбранному дому, натыкаясь на порожние бутылки, картонные коробки, поплавки, груды ракушек по углам, кирпичи, мотки веревок, рваные одежды. В комнате, где жили девчата и еще несколько минут назад стоял веселый гвалт, постели были скомканы, на столе стояли грязные стаканы, лежали куски хлеба и рыбьи кости.
Он зашел в комнату к Наташе — единственную комнату, кроме его собственной, где кто-то оставался жить. Выла там в углу небольшая полочка, всегда уставленная его подарками,
Сейчас полка была пуста. На полу под ней валялись обломки безделушек — пустой мусор, который пора выметать. Только один утенок, пузатый и важный, сделанный из двух морских ежей, уцелел в углу. Дядя Коля протянул к нему руку, но тут же отдернул. Из-за фигурки выглядывала острая крысья мордочка. Стеклянными глазами она смотрела на механика, чуть поводя усиками.
— Хозяйка пришла, — сказал дядя Коля громко и грустно. — Стало быть, отлетовали — хана реке!
Машину загрузили быстро, и Наташа влезла в кузов.
— Ты куда? — не понял Владимир.
— До Причастия ведь доедем?
— Верно, поехали.
Через десять минут они спустились в кромешной тьме с крутого склона к островку света — ажурному домику водолазов возле тихой, со всех сторон закрытой бухточки. У знакомого причала на гребешковом питомнике, построенного Владимиром еще на заводе и собранного здесь вместе с Борисом, тихонько раскачивался и поскрипывал концами серый катерок. На борту, отчасти съеденном ржавчиной — катерок, видно, работяга, не из парадно-выездных! — Северянин различил имя: «Морской геолог».
Под бортом осторожно погромыхивал дюралевый «Прогресс» Зайцева.
— Вот они... — произнес Северянин с облегчением и невольно остановился при виде достигнутой цели.
— Так идем, что ли? — Наташа тянула его за руку, все еще не избавившись от тревоги.
Они взошли на палубу катера, прислушались. Снизу, из носового кубрика вместе со слабым светом и невразумительной музыкой неслись отчетливые голоса. В основном их было два — голос Зайцева и незнакомый, басовитый и улыбчивый.
Зайцев:
— И не надейся, бурить тут я тебе не дам. Могу подписать любые акты, вот удостоверение.
Короткая пауза, улыбчивый голос:
— Нештатный инспектор рыбоохраны, хе! Слушай, Борис Петрович, ты же умный человек, ты же должен понимать. Для нас такие игрушки — что столкновение с комаром. Мы его даже не пораним — зачем? Мы без крови: получит по носу и пойдет своей дорогой.
— Какой же дорогой тогда пойдете вы, если она — одна на двоих? По бездорожью?
— Не цепляйся к слову! Давайте лучше согрейтесь... — Краткая пауза, легкий звон. — Пошла?.. Ну и ладушки. Мы будем работать там, где скажут геологи.
Владимир с Наташей тайком, чтобы не нарушать разговора, спустились в лодку и включили фонарь. Снаряжения не было, не иначе, осторожный Борис решил унести все на катер. Только посередине, в просторном баке для добытых животных лежал невиданных размеров гребешок. Таких Владимир не встречал даже на острове Малькольма.
— Смотри, я говорил, он достанет!
Наташа бережно взяла моллюска, не вынимая из воды, разглядывала створки, заросшие мелкими ракушками и травой.
— Сколько же ему лет?
— Сто пятьдесят миллионов, — серьезно сказал Владимир. — Говорят, столько живет в океане их племя. Почти не меняясь!
— Может, они достигли совершенства сразу? — предположила Наташа. — Не то что мы — все мучаемся, ищем истин...
— С гребешком, наверное, так. Со всем, кроме нас. Понимаешь: программа, в общем, заложена, но чтобы она сработала, должен пройти сложный процесс развития. Природа шла на риск, вот что! — Он сам удивился и почему-то обрадовался неожиданной мысли. — Сознательный риск, то-то и мы так любим рисковать! С верой, что через ошибки все равно придем к нужной цели. А вера стоит только на одном, простом законе: покой хранит человека от ошибок и одновременно губит в нем человека. Поэтому покоя — не будет!
— Значит, я останусь на Рыцаре, — просто сказала Наташа и поглядела в глаза Владимира. — Здесь мне тревожно все время. Выходит, этот путь верный, по твоей логике?
— Ты-то останешься... — Он думал о своем. — Тебе некуда деться! А я уеду.
— Вернешься и ты.
— Может быть... Когда привыкну думать, что море — для купания, а гребешок — для еды. Вернусь, чтобы вспомнить истину. И еще разок приложить руки к делу.
А в маленьком кубрике катера на узкой лежанке у печки, не замечая тесноты и духоты, словно неразлучные братья, мирно спали Борис с Феликсом. Спали без сновидений. Все, что может накрутить фантазия, уже было у них наяву. Было, и есть, и будет.
РАССКАЗЫ
КАК УЕЗЖАЛ МАКАРОВ