Стоял хмурый, ветреный день. День, когда блистательные стрекозы тихо дремлют под отяжелевшими листьями трав, цикады смолкают, уступая тревожному шуму стареющей дубовой листвы.
Причудливо гнется дорога, опутывая гористый полуостров, стремясь к далекой своей цели — мысу Чундиер. Дорога пока суха, но влага уже стоит в воздухе, гнетущая влага близкого тайфуна.
За перевалами открывается свинцово-пенное море, и пространство наполняется запредельным, будто бы вечным гулом и грохотом.
Вначале шли на подъем, дышалось тяжело. Потели, молчали. Темп взяли бодрый — дело к вечеру, да и в такую погоду нужно было поспеть до темноты. Олег с опаской и недоверием то и дело оглядывался на ноги Лены: не рассыпались ли еще панталетки? Пока нет, но дальше дорога все хуже, и все темнее небо, а если уж польет...
Нет, она шагала так легко, будто могла давать все десять километров в час вместо семи, которые нам удавалось выжать из своих детренированных городом организмов.
После первого перевала стало легче — сошел первый пот, и на следующий подъем мы уже шагали очень быстро, точно заведенные.
— Ну, теперь-то она заноет, — уверенно сказал Олег. — Не вытянет темпа, провалиться мне!
Дорога, правда, была крепка, выбита в скалах, захочешь — не провалишься! Но и шаг попутчицы ни разу не дал сбоя. Мы были вместе с нею, считая от станции, уже пять часов, успели напиться чаю, вспотели и высохли не однажды. А она мерила дорогу все тем же сильным шагом, не являя даже естественного при такой выносливости маленького презрения к расстояниям.
Только раз остановилась, но это напугал ее Олег. Лена, я приметил, редко взглядывала под ноги, словно вторая пара глаз располагалась у нее где-нибудь в коленках. Взор ее блуждал по далеким скалам, скользил краем тяжелеющей тучи, тонул в темной зелени дубов. Где уж ей было узреть змею, спешившую через дорогу. Сшибла своей панталеткой и не заметила!
Соболевский так закатился смехом, что Лена наконец остановилась, слегка смущенная, оглядела себя.
— Змея! — только и выдавил он. Я тоже не способен был пояснять причину нашего веселья, так изящно это у нее вышло!
— Где? — удивилась Лена, оглядывая дорогу.
Держу пари: девяносто из ста женщин при слове «змея» на лесной дороге поднимут визг.
— Может, у нее вместо органов аккумуляторы? — высказал предположение Олег, когда пошли дальше.
— Ты хочешь сказать, она... оттуда? — я воздел глаза к небу.
— Угу.
— Значит, то, что тебе надо. Создавай программу, вводи в память...
— Так-то оно так, да вот куда вводить? Придется делать инъекцию. Лен, ты боишься уколов?
— Кто? Я?! — И шагает дальше, будто она ни при чем.
Добрались в густеющих сумерках, молча: усмешки приелись, и собственные шуточки стали казаться плоскими. Зато море под мысом Чундиер распахнулось, задышало лениво длинной зыбью.
Сестры на станции не оказалось — уехала два дня назад в город. Расстроилась Лена ужасно: впервые глядела нам в лица, в отчаянии спрашивала:
— Ну что же делать, а? Я ж так и знала, и вот!
Уходить ни с чем, однако, не хотелось. Олег, следуя привычке действовать решительно, подсадил Лену к окну. Ключа от комнаты сестра не оставила, пришлось воспользоваться приемом пещерных людей: в их времена и люди, и свет входили в жилище одним путем.
Уютная квартира из двух комнат оказалась по-деревенски чиста. Из самой тяжелой сумки, что досталось нести мне, Лена извлекла на стол две банки рыбных консервов, по куску колбасы и сыра, булку хлеба, выставила бутылку дешевого вина.
— Вы ешьте, — сказала отрывисто и забралась с ногами на койку.
Мы переглянулись.
— Ты что, всерьез голодовку объявила?
Девушка отвернулась к окну.
— Я не хочу, честно!
Слабый свет угасающего заката делал ее профиль неожиданно утонченным, благородным — куда только девалась недавняя растерянность, испуг...
Олег смотрел на нее без прежней усмешки, с серьезным интересом. Потом сел рядом, коснулся рукой плеча.
— И вина не будешь?
— Уберите руку, зачем... Вино я буду.
— Это меня радует, но ты поступаешь нелогично.
— Там, где уж выработана своя логика, тебе делать нечего, — вставил я. Олег, похоже, приготовился отыскивать для нее место в своей системе, прежде чем решить, нужно ли это Лене.
— Хм, пожалуй, — сказал он и снова, отойдя в сторону, придирчиво оглядел ее. — Послу-ушайте, какая мысль! Как звучит твоя фамилия?
— Чудная, — равнодушно ответила она. — А что?
— Как?! — воскликнул Олег, будто прислушиваясь, и выразительно поглядел на меня. — Чудная... Чун-дая... Ты слышишь? Это след Чундиера!
Все пропало! Надо срочно спасать девчонку, он ведь доконает....
— До сих пор ты молчал, дружище, и это было здорово. А теперь скажу я: идем купаться!
— О, идем, идем! — радостно встрепенулась Лена.
Пока спускались по широким ступеням к морю, почти на ощупь, черная туча надвинулась к западной части горизонта, наглухо скрыла остатки заката.
Едва глаза привыкли к темноте, мы с Олегом выбрали место, где можно было сойти в воду, размялись, скинули одежду. Силуэт Лены белел в сторонке, у скалы.
— Эй, ты чего? — окликнул Олег. — А ну, живо раздеваться!