Рыцари Морвена

– Не волнуйся. Как-нибудь устроимся, это я обещаю. Не знаю пока, как именно, но сам понимаешь, выбора у нас нет. Представь, что мы… то есть это… какое-то испытание что ли, которое обязательно надо пройти… Ты в походы ходил когда-нибудь?..

Бертрам кивнул.

– …Ну вот…

Слёзы уже высохли сами собой. Съев несколько пригоршней черники, Бертрам встал и направился к ручью, протекавшему по дну канавы возле места их ночёвки. Только напившись и сполоснув лицо, он почувствовал себя немного лучше, хотя чувство голода не пропало окончательно. Но, похоже, другой еды найти тут было и правда невозможно. Вернувшись к костру, Бертрам заметил, что его друзья тоже завтракали только черникой. Губы и пальцы у обоих были в тёмных пятнах. Саймон выстругивал своим ножом какую-то длинную палку. Завершив работу, он принялся натягивать тетиву, прочная длинная верёвка была обмотана у него вокруг пояса. Вскоре у него действительно вышел лук, самодельный, но вполне пригодный, по мнению Александра.

Было уже далеко за полдень, когда они, порядком подустав, выбрались из леса. Пришлось сделать круг, обходя молодой ельник, настолько густой, что пробраться через него напрямик оказалось невозможно. Потом на их пути неожиданно возникло болото, и Бертрам чуть не провалился в трясину. По счастью Александр оказался рядом и помог ему выбраться, хотя оба изрядно промокли. Идти стало труднее, и не только потому, что приходилось перепрыгивать с кочки на кочку. В кроссовках хлюпала вода, Бертрам вскоре натёр ноги. Александр, оказавшийся в таком же положении, сразу скинул свои кроссовки и пошёл дальше босиком, но Бертрам не решился последовать его примеру. До сих пор они не встретили никаких признаков жилья, и даже просто присутствия людей. Пару раз Бертраму показалось, что он слышит лай собак и что-то вроде мычания коров, но потом он решил, что ему только показалось.

Наконец лес закончился, и перед ними открылось широкой поле. Саймон остановился. Бертрам подумал, что самое время сделать привал, но не успел сказать об этом Александру, Саймон вдруг повернулся к ним и покачал головой.

– Ты что? – спросил Александр.

Вместо ответа Саймон только протянул руку, указывая куда-то в сторону. Бертрам не сразу понял, на что именно он показывает, только потом разглядев примерно в двухстах шагах плетёную ограду, а за ней стену дома. Только одну стену, других стен и крыши не было, да и от этой стены мало что осталось. Потом он почувствовал запах гари, смешанный с каким-то другим, неизвестным, но очень неприятным запахом. Он посмотрел на Саймона. Тот, наверное, тоже почувствовал этот запах, потому что поморщился, но ничего не сказал, и направился к остаткам дома. Теперь Бертрам заметил поодаль ещё две стены и остатки соломенной крыши. Сгоревший дом был не один, по-видимому, домов было несколько, может быть, целая деревня, в которой произошёл невероятно сильный пожар. И случилось это совсем недавно. Тем временем Александр уже догонял Саймона. Бертрам двинулся вслед за ними.

Большая чёрная собака выскочила из-за плетня с громким лаем. Саймон замахнулся на неё, собака остановилась, рыча и оскалив зубы. Саймон что-то крикнул и снова замахнулся. Теперь собака фыркнула и, боязливо поджав хвост, убралась за плетень. Бертрам дёрнул Александра за рукав. Тот обернулся.

– Что?

Бертрам ничего не сказал, только покачал головой.

– Не понял…

– Может это… – начал он, – …не стоит туда ходить?

– Это почему?

– Ну… не знаю… Мало ли что…

– Да не бойся. Похоже, тут кроме этой собаки никого нет.

– А где… где все эти…

Он хотел сказать: где все жители, но не сказал, потому что, сделав шаг, споткнулся обо что-то. Сначала ему показалось, что это какой-то мешок. Только это был совсем не мешок. Теперь он отчётливо видел человеческую руку, лежавшую как-то неестественно, ладонью вверх, потом разглядел и плечо, покрытое грубой тканью, промокшей у ворота, может быть, от прошедшего дождя, а, может быть… Последней мысли Бертрам даже испугался. Конечно, это была не просто ткань. Это было что-то вроде рубахи, длинной, сшитой грубовато, потому и напоминавшей мешок. И эта рубаха была надета на человеческое тело. Наверное, мёртвое тело, живое не могло лежать в такой странной позе. И у живого тела должна быть голова, а у этого тела головы не было. И потому нетрудно было догадаться, от чего промокла рубаха у самого ворота. Перед глазами Бертрама всё поплыло, он даже пошатнулся, к горлу подступила тошнота.