Рыцари веры

- Пришпорим же коней, ребята!

Они поехали дальше и минуту спустя присоединились к товарищам.

Капитан со своим отрядом продолжал ехать шагом.

Через некоторое время послышался топот коней по твердому грунту шоссе.

Капитан оставил при себе четырех человек, отпустив остальных продолжать путь, и встал поперек дороги.

Вскоре во мраке показались силуэты нескольких всадников.

- Стой! Кто тут? - громко закричал капитан.

- Отряд коннетабля. А вы кто такой?

- Полицейский Парижского Караула. Подъезжайте по порядку!

Один из всадников отделился от группы и поехал навстречу Ватану, который, со своей стороны, сделал то же.

Они поклонились друг другу.

- Я шевалье де Лестерель,- представился первый.

- Сержант коннетаблии,- сказал авантюрист,- это верно, милостивый государь, но кто же поручится мне, что вы нс самовольно назвались так? Я капитан Ватан, помощник начальника дозора.

- Мне это имя известно, милостивый государь, но позвольте и мне предложить вам тот же вопрос, который вы мне задали.

- Мне нетрудно доказать вам свое право,- отвечал капитан,- для этого надо только огня.

- За этим дело не станет, милостивый государь,- сказал сержант.

Он вынул из-под плаща потайной фонарь, открыл горевшую свечку и повернул ее  к капитану.

Тот достал из кармана большой бумажник, вынул оттуда документ, развернул его и подал сержанту, который сделал то же самое.

- Извините, милостивый государь,- сказали они в один голос.

- Служба прежде всего, сержант. Вы ничего не заметили?

- Ничего, а вы, капитан?

- Ни малейшего признака. В шесть часов вечера я получил приказание сесть на коня и наблюдать за дорогой от Сен-Жермена до деревни Рюэль; кажется, сегодня на этой дороге произошло какое-то похищение?

- Действительно, капитан; предполагают, что тут замешана политика.

- Судя по словам господина Дефонкти, так же думают и в Париже. Но, честное слово, так как мы встретились и вы тоже осмотрели дорогу по всем направлениям, я не поеду дальше и возвращаюсь в Париж.

- И я вернусь в Сен-Жермен; со мной торговец, который был личным свидетелем похищения и первым поднял тревогу. Бедняга так напуган, что до сих пор не опомнился; вы бы, капитан, оказали снисхождение и проводили его до Парижа.

- Охотно, сержант. Позовите, пожалуйста, бедного малого.

- Эй! - закричал шевалье де Лестерсль.- Господин Барбошон, пожалуйте сюда!

Торговец подъехал на муле полумертвый от страха.

- Ну,- сказал сержант,- успокойтесь, почтенный господин Барбошон! Вот этот офицер соглашается проводить вас до вашего дома.

- Господин офицер, конечно… совершенно напротив… тем более… моя бедная жена… я честный торговец,,.- бормотал тот в смущении.

- Не обращайте внимания на его бессмыслицу; он не помнит, что говорит, так напуган. До свидания, капитан, я возвращаюсь в Сен-Жермен.

- Прощайте, сержант, а я еду в Париж.

Они расстались.

Отряд коннетабля поехал крупной рысью.

- Свяжите этого негодяя! - приказал Ватан своим людям.

- Меня? Но… господин капитан, умоляю вас, я семейный человек! - в ужасе кричал несчастный.

- Ладно! Довольно этих гримас, бесчестный мерзавец! Меня не обманете; я знаю, что вы начальник злодеев, которые совершили сегодня гнусное похищение.

- Я?! - воскликнул бедняга с таким комическим изумлением, что оно возбудило бы смех, не будь обстоятельства так серьезны.

- Да, вы, вас узнали; ваше дело в суде, и процесс скоро кончится. Вас непременно повесят. Ну, в дорогу! Ни крика, ни слова, а не то я всажу вам пулю в голову, как собаке, негодный разбойник!

Бедный торговец хотел ответить, но не имел уже силы. Ужас парализовал в нем все человеческие способности, п он обратился в какую-то массу без мысли, без воли.

На часах пробило девять, когда капитан и его отряд въезжали в городские ворота.

Всадники на минуту остановились в жалком трактире, который был им хорошо знаком и где, они знали, им не грозила никакая опасность.

Тут капитан, Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе посоветовались между собой, и затем написано было два письма: одно Ватаном, а другое его крестником. Эти письма сейчас же отправили с двумя посланными. Двое бездельников в то же время, оставив лошадей в конюшне трактира, взяли несчастного Барбошона, спустились с ним к реке, отвязали какую-то лодку, куда посадили купца, спрыгнули в нее сами и уплыли.

Бедному торговцу (чьей нескромности следовало опасаться по крайней мере в течение суток) назначено было оставаться заложником у бездельников Нового Моста недалеко от его собственной лавки, где мадам Барбошон сокрушалась в ожидании мужа.

Другие всадники, составляющие часть экспедиции, рассыпались в разные стороны. Только трое начальников остались с Дианой де Сскт-Ирем.

Всю дорогу девушка не произнесла ни слова. Она ехала мрачная, безучастная, погруженная в свои думы и машинально исполняла все приказания капитана.

Войдя в трактир, она села поодаль, скрестила руки, опустила голову и за все время не шевельнулась. Ее можно было принять за спящую, а между тем она больше чем бодрствовала: она выжидала удобного случая, как львица, попавшая в сети. Не зная еще, что ей готовили, она думала уже о мщении.