Рыжая-бесстыжая

– А где же Маргарита Николаевна? – все никак не могла уняться Настя, устало опускаясь на диван и сдвигая с ног тесные туфли. – Куда ее-то дели? В одну камеру с сыночком или к Нинке подселили? Так она вроде ни при чем была…

– А ее попросили переехать по прежнему месту жительства.

– И она согласилась? – недоверчиво сморщила Настя носик.

– Ну, Филон, он это… умеет убеждать, одним словом. Она уже и бумаги все подписала. Так что документ на хату получишь на днях. – Он, забывшись, сбился на «ты» и смущенно заизвинялся.

– Да ладно тебе, Толик. – Настя лишь махнула рукой, все еще ошарашенно поводя глазами вокруг себя. – И когда только успели… Все перетащить, все расставить. Как любят говорить мои ученики: офонареть можно!..

В последующие два дня, выпавшие на субботу с воскресеньем, ей без устали преподносили сюрпризы. Сначала Маргарита Николаевна, явившаяся с извинениями и тортом. Потом Филон с поздравлениями, букетом и тортом, размеры которого раза в четыре превышали свекрухин. Потом ученики, пробегавшие мимо и решившие навестить училку. И если первую Настя выставила за дверь без комментариев, со вторым постаралась быть вежливо-отстраненной, то третьим была откровенно рада. Ребятня излазила вдоль и поперек ее четырехкомнатные хоромы. Их хохот и гвалт наверняка не понравились соседям, о чем свидетельствовал откровенно неприязненный взгляд соседки по площадке, но Насте было наплевать. С ними она отдыхала и душой, и сердцем, поскольку первая продолжала жить в состоянии тревожного ожидания, а второе, не переставая, кровоточило.

Антона, ее милой половины их безумной парочки с улицы Фестивальной («с улицы Грез», как изволила однажды выразиться ее бывшая подруга Нинка Калачева), так никто до сих пор и не видел.

Прошло более двух недель с того момента, как он покинул дом Филона. Но квартира его по-прежнему пустовала. А старенькая «Мазда», припаркованная Настей у мусорных бачков возле черного хода, стояла бесхозной и невостребованной. Он словно испарился. Никто и ничего о нем не слышал. Настя даже начала исподтишка наблюдать за Филоном: уж не его ли рук это дело. Собственно, этим и объяснялась ее настороженность при общении с ним. Но тот лишь отрицательно мотал головой, приводя ей сотню доводов, из которых явственно вырисовывалась его непричастность к исчезновению Атаманова.

– Он просто бежал!!! – не выдерживая, срывался он на крик в ответ на ее вопросительно-обвиняющие взгляды. – Прими это как должное! Он сбежал и от проблем, и от тебя! Он испугался! Он – трус!!!

Но Настя упорно не хотела в это верить и протестовала из чисто женского упрямства:

– Он не трус! Он обязательно вернется.

– Когда? – не унимался Филон, терпеливо день за днем навещающий ее в ожидании избавления девушки от любовного недуга.

– Не знаю! – упорно твердила она, обложившись тетрадями и книгами и не подпуская к себе Филона даже на пушечный выстрел. – Не приставай ко мне и займись-ка лучше своими делами.

А дела Филона между тем стремительно лезли в гору. Началась уборочная страда. Зерно сыпалось в закрома Родины, а хорошие деньги в его карманы. Бандиты, грабившие их по дорогам, наичудеснейшим образом исчезли. Проблем практически не было. Кроме одной: он все никак не хотел исцеляться от болезни, имя которой было – Настя. Упрямая учительница упорно обходила его вниманием. Нет, конечно же, все, что не выходило за рамки приличия, всегда ею соблюдалось, но не более того.

Все его попытки объясниться с ней заканчивались крахом, и на свет божий неизменно вытаскивалась навязшая у него в зубах тема Антона Атаманова, будь он трижды неладен. Филон маялся от бездействия и нетерпения. В конце концов, обескураженный ее упорством, он в тайне от нее отдал распоряжение своим людям разыскать беглого сыщика. Но опричники вернулись ни с чем. Атаманов как сквозь землю провалился. Уже и Борис с Лизкой успели выздороветь и вернуться к прежней жизни, полностью прощенные и обласканные Филоном как одни из жертв злодеяний неизвестного. И первые заморозки принялись по утрам схватывать льдом мелкие лужицы на улицах, а Антон все не возвращался. И тогда Филон вновь утвердился в мысли, что неизвестным злодеем был не кто иной, как этот славный малый.

Настя, услышав о его подозрениях, лишь побледнела и отрицательно покачала головой.

– Почему ты так уверена? – не понимал он ее упрямства. – Никто не знает, кто убил этих несчастных на хуторе. Вполне можно предположить, что это был он.

– Но он приехал позже!

– А кто мешал ему приехать раньше и затаиться, а затем, уже не прячась, нарисоваться вторично?..

Какой-никакой резон в словах Филона все же был. Как правило, после этих слов он совсем ни к месту вспоминал о своей взорванной машине. О том, что господин «икс» хотел присовокупить к тачке также и его дом, да вовремя вмешались силы небесные. И опять Атаманов был в непосредственной близости…