Рыжее счастье

Пресса называла их идеальной парой, счастливыми людьми, сумевшими сохранить семейный очаг. Вокруг происходила какая-то истерия, выражающаяся в тенденции к разрыву с семьей и скорой женитьбой всемогущего на какой-нибудь молодой красотке с идеальными формами. Гурин не был сторонником таких перемен. В его отношениях с женой давно возникли отдельные спальни, но оба были достаточно мудры для того, чтобы не выносить сор из своей евроизбы. Хотя Гурин давненько стал позволять себе романчики, которые, по его мнению, не могли отразиться на его семье никоим образом, он знал, что за Галиной таких грешков не водилось. Эрнест Павлович всегда был уверен в ее верности. Он знал, что ее интересует он, покой в доме и успехи сына. Любовные утехи, измены, приключения, безрассудства существовали для Галины где-то в параллельном мирке, на страницах газет и журналов, позволяющих беззастенчиво заглядывать в чужие спальни. Она никогда не связывала все эти сплетни с именем мужа, не примеряла на свою семью очередной скандал, бракоразводный процесс. Галине было нелегко не позволять никому нашептывать, открывать ей глаза, а желающих было хоть отбавляй. Она предпочитала ничего не знать, всячески делала вид, что ее брак прочен, незыблем. Внешне она выглядела уверенной в себе и супруге женщиной, и только она сама могла дать точный ответ: было ли так на самом деле?

Даже Эрнест Павлович понимал, что до конца не знает своей жены. Он не стремился к этому, считая, что все идет своим чередом. Тоже не стремился к «лишней» информации. Взаимное сосуществование скреплял важный фактор в лице единственного сына. Для Галины он был смыслом жизни, а у Гурина здесь все было крайне символично, эфемерно. Пока ребенок был мал, а Эрнест Павлович еще не обладал таким обширным бизнесом, их общение происходило как обычно: вечером папа возвращался с работы и, наскоро поужинав, занимался малышом. Обоим это доставляло удовольствие, но по мере того, как Гурин становился на ноги, рядом с Геннадием все чаще оказывалась мать. Гурина это устраивало. Он сказал себе, что женщина создана именно для этого, а мужчина — добытчик, опора. Нельзя усидеть на двух стульях одновременно, а значит, нужно было выбирать между хорошим, внимательным отцом и удачливым бизнесменом. Гурин сделал выбор в пользу последнего.

Незаметно для Эрнеста Павловича сын вырос и по настоянию Галины уехал учиться в Англию. Гурин был против того, чтобы отсылать Геннадия так далеко от родительских глаз, но жена настаивала. Она была крайне тщеславна и все то, чего не добилась сама, пыталась воплотить в единственном сыне. По сути, она делала его заложником своих несбывшихся желаний. Уделяя много времени домашним заботам, она давно забыла о собственных профессиональных амбициях. К тому времени доходы от работы казино, сети гостиниц, которыми заправлял Гурин, росли с каждым днем. Галина и это ставила во главу угла, доказывая, что с такими деньгами учиться в этой стране, получать здесь образование — преступление.

— Я хочу, чтобы мой сын проявил себя. Он обязательно сделает это при наличии определенных условий, — горячо говорила она. — Дай ему эту возможность! Ради всего святого, умоляю!

— Галя, он может учиться в столичном университете. Неужели ты думаешь, что в чужой стране ему это лучше удастся? — пытался переубедить ее Эрнест Павлович.

— Он великолепно знает английский. Эрик, ты ведь не знаешь всех его способностей. Как ты можешь их знать?! Придется довериться мне. Прошу тебя!

Гурин сдался. Скрепя сердце он провожал сына в далекую страну. Он видел, как тяжело тому расставаться, но делал вид, что ничего особенного не происходит. Эрнест Павлович пытался объяснить Гене, чтобы тот не пугался расстояния. Все будет хорошо, только учеба будет происходить не так близко от дома, как у большинства сверстников. Геннадий кивал, молча поглядывал то на мать, то на отца, и в глазах его не было уверенности, благодарности. Он был зол и обижен на весь мир. Ему казалось, что от него попросту хотят избавиться, но сказать об этом прямо не решался.