Рыжеволосая девушка

— Наверное, в свое время, в Апелдоорне, это он пытался выдать немецкой разведке подпольную партийную организацию?

— Да! — подтвердил Франс. — Он самый. Что ему частично и удалось сделать! Лоу Й. и Ян Д., которые не успели достаточно быстро скрыться, были арестованы недалеко оттуда…

Хюго начал мерить шагами комнату. Его волнение заразило нас всех. Товарищи продолжали говорить о Фосландере; каждый рассказывал, что знал. Я же не только не знала его, но даже никогда о нем не слышала. Однако и того, что мне пришлось узнать теперь, было достаточно, чтобы вызвать во мне отвращение и еще более сильное чувство — желание отомстить. Герман Фосландер… Человек из мелкобуржуазных кругов, неудачливый делец, но, очевидно, убежденный в том, что обладает необыкновенными коммерческими способностями; он переселяется из Амстердама в Бевервейк и спекулирует там хозяйственными товарами… С молодых лет он имел знакомых в коммунистической партии. Перед коммунистами он выдает себя за члена компартии. Бросаются в глаза его мещанские замашки: он любит яркую, кричащую одежду, обожает перчатки канареечно-желтого цвета, много времени проводит в различных кафе, состоит членом клуба лавочников, любителей игры в бридж. Время от времени он помогает партийной организации, когда не хватает денег на публикацию объявлений, регулярно жертвует небольшие суммы Комитету помощи Испании и оказывает поддержку Международной рабочей помощи… Он и сам, однако, толком не знает, к чему он стремится. Выступать открыто в качестве коммуниста он не может, да и не хочет. Это скомпрометировало бы его в глазах его буржуазных клиентов. Лишь с момента оккупации он как будто окончательно определил свою позицию: вскоре же скрылся в подполье. Подозрений он не возбуждал. Его светские манеры очень пригодились для связи: после февральской забастовки, когда немцы начали арестовывать всех направо и налево, амстердамские коммунисты неоднократно направляли его со специальными поручениями в Гелдерланд, к скрывавшемуся в подполье руководству компартии… И выполнял он эти поручения вполне удовлетворительно.

— Чересчур доверяли ему, — сказал Франс, как будто он-то с самого начала чуял в нем предателя. — Чего же вы хотите? Слишком мы полагались на него… Но до прошлой осени все шло как будто хорошо… А потом выплыла вот эта история.

Хюго снова сел: по-видимому, он еще раз мысленно прослеживал весь жизненный путь предателя.

— Потом его арестовали, — пробормотал Рулант, — с этого все и началось…

— Верно, — подхватил Франс. — Ты ведь помнишь, Хюго? Осенью прошлого года Фосландера неожиданно увезли…

— А вскоре он вернулся… Живой и здоровый, как ни в чем не бывало, — мрачно отозвался Хюго.

— Верно, — повторил Франс. — Вот ведь какая глупость! И почему мы тогда же не спросили себя, каким образом удалось вырваться целехоньким именно ему, а не сотням других? Почему они были обречены на расстрел, а Фосландер к николину дню снова очутился в Кеннемерланде, на свободе?

Хюго постучал себя кулаком по лбу:

— Фосландер… Да! Теперь я знаю, почему мы не сумели проследить за ним. Мы были заняты первым налетом на тюрьму Ветеринхсханс.

Я ничего не сказала, однако подумала: «Значит, Хюго тоже участвовал в нем. А ведь мне он ничего не сказал об этом».

— Мы были слишком заняты, — услышала я голос Франса. — А он тем временем делал свое. Ясно, что раз вернулся лишь он один, то, значит, он целиком и полностью продался врагу…

— Кому первому пришла в голову эта мысль? — коротко спросил Хюго.

— Я же говорил: Симону Б., — сказал Франс. — Надо признаться, у него есть чутье, в этом мы можем ему только позавидовать… Еще в период связей с военнопленными он решил основательно прощупать Фосландера. Это была рискованная затея. Он запасся письмом от своих амстердамских товарищей по партии, в котором те просили Фосландера взять Симона к себе на работу в качестве слуги: иначе, мол, его отошлют в Германию в порядке отбывания трудовой повинности. Фосландер попался на удочку. Начиная с февраля Симон зорко следил за ним. А Фосландер изо всех сил старался работать на тех и на других: это именно и предвидел Симон…

— Значит, оккупация нас все же кое-чему научила! — с горечью сказал Хюго. — Стрелять, совершать налеты… Разыгрывать комедию…

На мгновение все замолчали. Затем Франс закончил свой рассказ о Хитреце-Лисе[24], который пребывал в наших рядах с единственной целью — как можно ловче предать нас.

— …Симон еще с месяц назад мог с уверенностью сказать, что всякий раз, как Фосландер ехал «по делу» в Амстердам или в Гарлем, он заглядывал в немецкую разведку… Не приходится сомневаться, что там он выдавал наших людей. И, конечно, по этой-то причине немцы и сохранили ему жизнь… Симон трижды проследил за ним. В последний раз Фосландер ехал на фелзенском пароме; и в тот вечер Симон услышал, что на пароме арестованы три гарлемских террориста…

Мы снова помолчали.

— Так вот какие дела… — тихо сказал Хюго. — А товарищи из Кеннемерланда… они ничего не предпринимают?

Франс сказал, насмешливо улыбаясь: