Он подмигнул мне, страх застыл на лице женщины. Я удерживала ее на месте, взяв на прицел, в то время как Хюго обследовал письменный стол. Я уже поняла его намерение. На тщательно отполированной доске стола, где царил безупречный порядок, между бронзовой чернильницей и пресс-папье, которым вряд ли пользовались, стоял ящичек с письмами. Хюго вытряс его содержимое и дулом револьвера раскидал письма по столу.
Не видя, что делает Хюго, женщина все с тем же беспомощным и затравленным видом глазела на меня. Я была рада, что спрятала свои красновато-каштановые волосы под большой головной платок: даже самые глупые женщины хорошо запоминают подобные приметы…
Хюго нашел, по-видимому, что-то интересное. За спиной женщины он молча показал мне открытку и опустил ее во внутренний карман. И, явно довольный находкой, кивнул мне. Затем он отошел от письменного стола и встал рядом с отливающим черным блеском камином.
— Вы продолжаете утверждать, что вам ровно ничего не известно? — спросил Хюго.
Женщина перевела взгляд на него.
— Ничего я не знаю, — произнесла она срывающимся голосом, будто вот-вот разрыдается.
Хюго искоса взглянул на фотографии, расставленные на каминной доске. Револьвером он ткнул в карточку трех детей.
— Я вижу, у вас есть дети, — сказал он. — Поэтому я не лишу вас жизни — только по одной этой причине… Где у вас телефон?
Женщина боязливо указала рукой на коридор. Хюго вышел из комнаты; я слышала, как он возился в коридоре, и догадалась: он перерезал провода. Затем он снова вернулся в комнату.
— Теперь идите в угол, дамочка… Вот так. Лицом к стене. И не уходите оттуда, пока не сосчитаете до пятисот. Не то во всю эту прелесть полетит ручная граната.
Женщина послушно пошла в указанный ей угол. Хюго потянул меня за рукав. Мы выбрались в коридор, и Хюго захлопнул за собой дверь. Переулочком мы вышли на улицу — тем же путем, каким пришли. Стало уже совсем темно, и мы на кого-то наткнулись. «Глядеть надо, болваны!» — проворчал человек, шарахнувшись в сторону. Мы прибавили шагу. Наконец дошли до велосипедов. Две минуты спустя мы уже катили по большой дороге навстречу ветру, под моросящим дождем.
Мы вовремя очутились в квартире над табачной лавочкой. Хюго отнес наши велосипеды наверх. В длинном подъезде стояло еще несколько велосипедов. Человек пять мужчин и одна пожилая женщина — у нее были по-матерински ласковые и в то же время решительные манеры — находились в большой комнате. Дымный, прокуренный воздух напомнил мне гарлемский штаб Сопротивления. Меня и Хюго немедленно усадили у печурки; мы просушили одежду и грелись до тех пор, пока по всему телу не распространилась приятная теплота. Никто нас ни о чем не спрашивал, никто никому не представил. Женщина вышла из комнаты и вернулась с подносом, на котором стояли две тарелки с пшеничной кашей, густо посыпанной сахарным песком; и я подумала, что это заведение наверняка пользуется славой у всего подполья, раз здесь так роскошно кормят. Мы ели, как волки. Редко когда я бывала так голодна.
— У меня кровать только для нее, — сказала женщина; она уселась возле нас и с явным удовольствием наблюдала, как мы уплетали кашу.
— Вы же знаете, мне не раз приходилось спать на двух стульях, — несколько ворчливо и смущенно сказал Хюго. — Однако нам нужно поговорить минутку наедине.
Когда мы уже сидели в маленькой комнатке с жалкой фуксией и обитыми черной парусиной стульями — эта комнатка была мне знакома по прежним посещениям, — я спросила Хюго:
— Что ты нашел на письменном столе Фосландера?
Хюго сунул руку во внутренний карман и с торжествующим видом протянул мне открытку. На ней стояла дата 27 апреля и штемпель Утрехта. Я намеренно не прочла адреса отправителя, но пробежала глазами написанное на оборотной стороне.
«Дорогой дружище Ф.! Можешь меня поздравить. Я получил место инспектора благодаря С. и доброму словцу ван дер Б. В связи с этим напоминаю тебе о нашем последнем разговоре. Если ты нуждаешься в хорошо оплачиваемой работе, то я, конечно, попытаюсь найти что-нибудь подходящее. Во всяком случае, постарайся в самое ближайшее время встретиться со мной. По возможности захвати для меня парочку хороших радиоламп, здесь одна дрянь. С наилучшими пожеланиями.
Твой…»
Подпись я разобрать не могла и взглянула на адрес отправителя. Там стояло: «П. Баббело, Инспектор государственной полиции, ул. Бургомистра Веертса, 303, Утрехт».
— Великолепно, — сказала я, возвращая Хюго открытку.
— Знаешь, Ханна, эта женщина, конечно, не видела, что я делал. Но если она умна, то живо все поймет. Если же она окажется уж очень, очень умной, то просмотрит ящичек с письмами, не исчезло ли какое из них. Но для этого у нее, вероятно, не хватит мозгов. Она считает, что дешево отделалась. Одним лишь телефоном.
— Но ведь она напишет мужу о том, что случилось, — сказала я.
— Возможно. Во всяком случае, завтра мы будем в городе Антона Мюссерта[25]
. Так сказать, в логове льва. Баббело, инспектор полиции… Чудеснее и проще этого не придумаешь.